Порабощение

Как я его буду брать, пока неизвестно. Тут подход к каждому индивидуальный. Разные бывают пацаны. Были у меня и такие, что держались долго. Тем круче я их сломала – а как же, не отказываться же от удовольствия, на которое уже настроилась, лишь потому, что объект упрямится и не хочет работать. Способов хватает – если не помогает обычное избиение, всегда можно придумать что-нибудь ещё.

Сломала я в конце концов всех, кто имел несчастье мне приглянуться.

Вот этот, например, мне вчера приглянулся. Стройненький, лет 15, нежная кожа лица и шеи – будет особенно приятно эту нежную шейку чуть надрезать и кровушки из раны попить – молодой, горячей, пенистой, пузырящейся во рту, как лимонад. Губки вообще супер: упругие и не очень толстые, хорошего выразительного рисунка. Когда я на эти губки пиздой сяду... стоп, не перевозбудись, Таня, а то кайф потом будет не тот. Сегодня я его заловлю. Адрес уже знаю.

Вот он мне уже улыбается с восторгом в своём подъезде, не в силах поверить своему счастью. Ещё бы – одиннадцатиклассница сама к нему, к младшаку, подошла познакомиться. Я старательно улыбаюсь доброй улыбкой, чтоб скрыть вожделение, болтаем о т о сём. Даю адрес, чтобы пришёл, сейчас заманивать его с собой нельзя – нас могут увидеть на улице, будут свидетели. А так придёт он в мой маленький кирпичный домик к 11 вечера, когда уже стемнеет, никто его в темноте среди сугробов не разглядит. А папа с мам ко мне и не заглядывают.

И уж, конечно, ничего не знают про подвал.

Уже 23. 00. Я нервничаю. Пора бы уж. Уже всё приготовлено, и я изнываю, то и дело невольно представляя, как хрипит и искажается его ангельское личико промеж моих ляжек, как он мотает головой, пытаясь отвернуть рот от моей неумолимо приближающейся пизды.

Ух, наконец-то. Звонок дверь. Ого, цветочки принёс. Ну, теперь ты мой, лопушок. Не цветы мне от тебя нужны, а насладиться твоими муками и отчаянием, конвульсиями твоего тела подо мной.

Пьём. Ломка началась, хоть он того и не заметил, но я села в специальное кресло повыше, а его посадила перед собой на низкий стул. Теперь он смотрит на меня снизу вверх, и это уже внедряется в его подсознание. То, что я доминирую над ним. Он блистает улыбками, потихонечку пьянеет. Я улыбаюсь всё ехиднее и презрительнее, глядя сверху на влажные красные губки, и в какой-то момент небрежным движением ставлю ему ногу в чулке телесного цвета на пах.

– Замёрзла нога, – говорю, – пусть погреется, – я отпиваю из бокала вино.

Он растерянно молчит и смотрит на меня.

Та-а-а-ак, не проканало. По жизни он не раб, не стал падать от восторга на колени и целовать мне пятки. Тем лучше. Ломать – тоже приятный процесс. Я ставлю бокал на столик и встаю. В его лице беспокойство.

– Айда вниз, – нежно шепчу я ему. – А то сестра придёт. А когда я внизу, она знает, что я трахаюсь, и не мешает.

Лопушок тут же забывает об осторожности. На его лице счастье. Ну-ну.

Лестница вниз крутая и полутёмная – это тоже для психологии, чтобы подавляло. Дальше предбанник – чтоб не напугать жертву прежде времени тем, что он увидит в подвале.

Здесь я его и скручиваю.

Нежно беру за тонкое запястье и неожиданно выворачиваю руку за спину, наклоняя лицом вперёд, тут же бью ногой по голеням спереди, и он падает лицом вниз. Только тогда он начинает кричать:

– Ты что?

Сейчас узнаешь, сладкий, сейчас всё узнаешь. Я наваливаюсь на него, лежащего ничком, всем тело, и хватаю вторую руку. Он пытается сопротивляться. И не думай. Теперь уж я тебя не выпущу из рук. Я уже распалилась, я чувствую жар, поднимающийся по всему телу из паха, чувствую, как набухает и наполняется влагой моя вульва. Его отчаянные и безрезультатные попытки вырваться лишь возбуждают меня ещё больше. Я с силой надавливаю ему на шею коленом, он хрипит и дергается уже слабей, и я соединяю его запястье вместе за спиной. Накидываю тонкий шёлковый шнур и, не спеша, смакуя каждый миг, стягиваю их вместе. Затем начинаю обматывать его руки всё выше и выше, рывками затягивая каждый виток, и при каждом рывке он приглушённо в пол. Он уже не рвётся, а только дрожит весь во власти моих жадных, по паучьи оплетающих его паутиной рук. Вот очередной виток шнура лёг ему на локтевые сгибы, и я силой затягиваю путы, соединяя его локти вместе за спиной так, что трещат его мышцы и жилы.

– Ааааааааа, – приглушённо стонет он.

– Аааааааа, – радостно передразниваю я его в полный голос, не боясь, что меня услышат – из этого подвальчика ни один звук не вырывается наружу, здесь мои жертвы кричали и не так, и ничего – всё равно я с полным кайфом развлекалась с ними сутками, пока они не испускали дух.

Плотно завязываю узел. Уф, перекур. Не будем спешить. Наслаждение меня сегодня ожидает бесконечное и удивительное, тут главное не суетиться.Я сажусь на его затылок, вдавливая личико в ковёр, и щёлкаю зажигалкой. Он всхлипывает подо мной и пытается повернуть голову, от его усилий я раскачиваюсь на нём, и возбуждение становится нестерпимым. Быстро докуриваю и тушу сигарету о нежную шейку.

– Аааааа!!! – снова кричит он внизу.

Привыкай, мой хороший. Я ведь только начала. Ты не представляешь, что тебе придётся вынести ради моего развлечения.

И вот, подняв с пола за вывернутые руки и за волосы, я втаскиваю его в подвал. Он видит все мои приспособления для восхитительного кайфа насилия, замирает и сжимается всем телом.

Начнём! Я за волосы рывком задир ему голову вверх и с удовольствием рассматриваю свою новую игрушку. Его глаза полны слёз. Неплохо. Когда слёзы смешивают с выделениями влагалища, получает своеобразная смесь, и трение по лицу даёт более нежные, изысканные ощущения. Я когда ебу раба в ротик , иногда специально его хлещу или прижигаю, или тихонько режу, чтобы он плакал. Но не всегда, иногда трахать не плачущего, только с естественной женской смазкой бывает предпочтите. Посмотрим по ходу дела

– Тебе придётся сделать мне приятное, – мягким увещевающим тоном начинаю я объяснения, – и делать мне приятное всегда до самой смерти, в любой миг, когда я небрежно двину пальцем. Я буду тебя ебать, ебать и ебать, пока не надоест. Я потом, если подо мной ты выживешь, продам или подарю кому из девочек – ты уже будешь официально опущенным пиздолизом, жопка твоя будет порвана, там уж с тобой никто не будет церемониться, с опущенными не церемонятся вообще. Вот вся твоя будущая жизнь, от которой тебе никуда не деться. Начинай!

И я задираю лёгкую расклешённую юбку своего короткого вечернего платья. Моя пизда, мокрая и выпуклая, заросшая рыжим кустарником, так и нависает над его ртом, раскрывая свой жаркий зев в жадном порыве сладострастья. Он зажмуривается и со стоном отворачивает лицо, плотно сжимая губы. Вот козлёнок. Можно, конечно, навалиться пиздой на лицо и натереть оргазм о сомкнут губы, иногда я так делаю, но сегодня мне хочется другого. Я хочу, чтобы он покорился и делал все, что ему приказано.

И я тащу его к стульчаку. Всё равно ссать охота после вина, а унитаза у меня в подвале нет – зачем?, ведь в пацанском желудке хватает места для приема и переработки моей мочи. А для ломки это просто супер – когда пацана впервые в его жизни насильно наполняешь мочой, в его психике всё меняется необратимо, и он уже наполовину готовый раб. Беру приспособление. Небольшое пластиковое кольцо шириной в три пальца, диаметром как раз с распахнутый рот, с резьбой внутри и кожаными фиксаторами на липунах.

– Открой свой миленький ротик, – строго говорю я ему, поднося ко рту кольцо. Он с ужасом трясётся, но рот не раскрывает. Ну, Таня, как откроем? Разжать зубы ножом? Малоэстетично и малоэротично – я на эту тему не особо западаю. Что ж. Иду к виселице. Козлёнок вскакивает и со связанными руками бежит к двери. Вот идиот. Он бьётся всем телом о давно захлопнувшуюся на защёлку дверь и в отчаянии рыдает.

– Помогите, – дущераздирающе кричит он.

Уф, я сейчас оглохну. Надо поспешить. Не люблю крика, я именно поэтому, когда начинаю долго, нежно и вдумчиво раба истязать, не спеша натирая на нём клитор, старюсь либо чуть пережать ему удавкой горло, чтоб он не мог кричать, либо причиняю настолько сильную непрерывную боль, что кричать он не может, только хрипит и мечется, пытаясь уйти о моих вездесущих рук.

Иду к своей кричащей игрушке. Он сжимается перед моим приближением и чуть приседает на подгибающихся от ужаса ногах. Ага, потихоньку доходит. Я бью его ногой по яйцам. Нормально. Рухнул со сдавленным стоном. Можно продолжать обработку. Хватаю его за волосы и волочу прямо по полу, как мешок, хрипящего и скорченного. Волосы выдираются в моей руке один за другим, создавая в пальцах приятную вибрацию, которая тут же передаётся в клитор. Ну, вааааааще. Я, кажется сейчас кончу прямо так. Чувствую, как страстная плотоядная улыбка раздвигает мои губы, когда мы уже возле виселицы. Ставлю его на колени и, никуда не торопясь, наслаждаясь его усиливающимся ужасом, надеваю ему петлю через голову. Туго затягиваю петлю на шейке, со смаком подгоняя скользкую жилу шёлковой верёвки повыше кадыка. Я учащённо дышу и хочу этого милого мальчика до невозможности. В его глазах обречённость. А может, сломался? Проверим.

– Ну, что откроешь ротик? – мягко спрашиваю его. – Тогда не буду мучить, – вру, разумеет, но он-то об этом не знает.

Дурачок молчит и нервно стискивает губки.

Тем лучше. Будет ещё приятнее.

И я включаю механизм. Моторчик гудит, шестерни вращаются, выбирая верёвку вверх, вот она натянулась, петля туго вдавилась в нежное горлышко, вытягивая раба наверх. Пацан начал вставать, хрипло мыча от муки, вот он встал в полный рост, а механизм всё работает, всё выбирая веревку. Я останавливаю механизм, когда он уже почти висит, еле-еле упираяссь кончиками пальцев в пол. Он хрипит и изгибается, стараясь приподняться на носках и ослабить хватку петли, я на мгновение вновь включаю механизм, чтоб подтянуть его вверх ешё, просто для собственного удовольствия, хотя в этом нет нужды, его рот уже открыт от удушья и меж посиневших губ высунулся язык. Такое я тоже иногда использую при помощи специальной удавкой на топчане с фиксаторами конечностей, чтобы поездить пиздой на высунутом языке, но сейчас не эта тема. Тааак. Язык нам не помешает. Я, не удержавшись, беру его высунутый язык в рот и слегка посасываю, насладждаясь тугой налитостью неподвижной крови под шершавой язычковой плотью. А знали бы вы, как хорош такой выдавленный удавкой наружу язык в пизде. Не отвлекайся. Таня. Я руками резко раздвигаю его челюсти во всю ширину, так что у него трещат скулы, и не спеша располагаю сантехническое кольцо во рту, с улыбкой глядя в наполненные мукой и отчаянием глаза. Готово. Завожу завязки за голову и плотно закрепляю на затылке. Можно отпускать.

Он свалился на пол, как куль, судорожно втягивая в себя воздух. Подождём, пусть отдышится, а то не дай бог захлебнётся – он мне ещё нужен, я с ним намерена доооолго развлекаться. Отдышался, миленький?

Теперь в стульчак. Я просовываю его голову меж ножек стульчака и опускаю полукругл фиксатор на измученное горло, притискивая голову к полу. Затем беру прозрачный небольшой унитаз – я специально купила именно совершенно прозрачный, чтоб мой хорошенький мальчик могла видеть снизу струю мочи, бьющую ему в рот.

Унитаз сужается, как и положено, и переходит в прозрачный короткий с шланг со специальным винтом с внешней резьбой. Это винт я аккуратно вкручиваю в кольцо в его замечательном ротике. Теперь ротик полностью соединен с унитазом и готов к употреблению. Хотела полюбоваться на беспомощно лежащего раба с подсоединенным к его разинутому рту унитазом, но мочевой пузырь сейчас лопнет, и я, опять задрав лёгкую юбку, торопливо сажусь на стульчак передом к его глазам. Тут я всё-таки немного терплю. Наслаждаюсь видом его заплаканного лица сквозь прозрачное стекло унитаза. И распахнутым во всю ширь ртом, в который уходит шланг. В последний миг наклоняюсь и зажимаю ему нос специальным приспособлением. Теперь он может дышать только через рот, и когда моча заполнит его ротовую полость, ему будет некуда деваться, кроме как выпить всё до капли, чтобы снова получить возможность дышать.

И я с облегчением и невыразимым наслаждением начинаю ссать в горловину тугой пенистой струёй. Моча мгновенно заполняет чашу унитаза до середины, и он, лишенный воздуха, захлёбывается, торопливо глотает и мечется, пытаясь отвернуться, но гибкий шланг равнодушно следует за его ртом, продолжая изливаться горячей жидкостью в раскрытое живое отверстие.

Блаженство!

Пререйти к списку историй