Милая Мила
Миле тогда было 17, а мне - чуть больше двадцати лет. Дело было на юге, в районе славного города Y, в местах диких, жарких и красивых. В маленькой, наполовину покинутой деревеньке летом останавливались любители дикого отдыха с разных концов матушки-России. В тот год я приехал туда по рекомендации моих друзей, которые также обещали подъехать, и тогда мы смогли бы весело провести время вместе. Каково же было мое возмущение, когда я, приехав в назначенное место, не обнаружил там никого из них, видимо, мои компаньоны задержались где-то в пути…
Тем не менее мне пришлось снять у местной старушки крошечный деревянный флигель, напоминавший больше потемневший от времени сарай, чем летний домик. Я намеревался переночевать хотя бы одну ночь, а потом уж решить, что делать дальше: ждать незадачливых попутчиков, либо продолжать путешествие одному.
Ближе к часам к четырем я возился со своими вещами, когда дверь за моей спиной скрипнула, и кто-то легко прошмыгнул внутрь моего сарайчика.
- Ой! - вскрикнула девушка, когда я обернулся - Я ошиблась! Это не вы…
Она была небольшого роста, очень симпатичная - я люблю такой тип… У нее были светлые, слегка выгоревшие на солнце волосы и темные брови, маленький носик с редкими веснушками, тонкая нежная шея, небольшая грудь... Она была одета в легкое короткое платьице и была босиком - стройные, крепкие ноги юной спортсменки, аппетитные плечи, лицо, аккуратные запыленные ступни - все было покрыто золотым загаром. Она заметила мой взгляд, которым я с явным интересом обвел ее тело, и... не поспешила уходить. Она была маленькой женщиной - это уж точно! А я, как дурак, потерял дар речи - стоял и пожирал ее глазами. Она чуть помедлила - реакции с моей стороны не было - и со словами:
- Наверно, дядя Женя на той стороне улицы… - сделала движение, чтобы выйти, с кокетливой обидой скосившись на меня.
- И кто такой дядя Женя? - спросил я наконец собравшись, и придав своим словам ироничный тон.
Она обернулась ко мне с явной готовностью продолжить разговор. Глаза ее потрясающе светились в полумраке моего дощатого пристанища.
- Дядя Женя - это... дядя Женя. Мы с ним тут отдыхаем уже полмесяца... Скукотища!
- А чего же ты поехала в деревню, если скукотища? Ты откуда вообще? Как зовут тебя? - спросил я, разглядывая неожиданную юную гостю уже весьма откровенно.
Она как-то по-особому располагала к себе, и любой чувствовал себя с ней свободно почти сразу - такой талант!
- Зовут Мила. Я из N... - назвала она один южный городок неподалеку. - Там тоже скукотища! Но здесь вообще... А ты откуда?
- Из Москвы я, сестренка. Зовут меня так-то. А чего же тебе надо? Чтобы не скучать? - спросил я, чувствуя, что не очень-то себя контролирую. В нижней части особенно... - Вот бегаешь босиком по травке, дышишь воздухом на солнышке - чего же лучше?
Она, конечно, заметила, что я разглядываю ее легкие босые ступни, и тут же поставила одну ногу на поджатые пальчики, чтобы я полюбовался грациозностью ее позы.
- А я обожаю босиком! Очень, - сказала она, с удовлетворением оглядывая свои ладные ножки. - А скучно тут... Так тут вообще только пара девчонок, совсем еще сопливые, и больше нет никого... Даже потусоваться не с кем...
- Что, парень в городе остался? - спросил я как бы с иронией - по праву старшего.
Она кокетливо потупилась, а глаза ее поблескивали.
- А может и остался! Только мне наплевать. Мы с ним поругались.
- Чего так?
- Дурак он, и дружки его идиоты...
И она обстоятельно пожаловалась мне на глупых провинциальных парней. Я-то был столичная птица...
Так мы с ней болтали о всякой ерунде еще около получаса, а, может, больше. А взаимное притяжение росло, и я это очень хорошо чувствовал. Девчонка-то была из ранних... Знаете, о чем я говорю? Вот-вот!
- Ну, мне пора идти! - вдруг сказала она, оборвав какую-то мою историю на середине. - Меня уж дядя Женя ждет, наверно...
- Постой, постой! - попробовал я остановить ее, но, видно, недостаточно решительно...
Она с легким босоногим шорохом проскочила за дверь.
Кровь гудела в моих ушах, и я никак не мог сообразить, как же остановить ее. А ведь это было испытание, что же еще!
Но игра открылась моментально. Почти тотчас, как дверь за Милой закрылась, со двора я услышал взвизг моей посетительницы. Я тут же кинулся на улицу.
Она сидела на низком крылечке, вывернув ступню правой ноги и постанывала, рассматривая свою подошву.
- Колючка! - сказала она со страданием в голосе. - Помоги, чего стоишь!
И грациозно протянула ногу в мою сторону.
Я опустился на корточки и взял ее маленькую ступню в руки, заметив при этом, что ноги девушки оголились гораздо выше коленок, и видны крошечные трусики, вокруг которых волосы на теле были аккуратно уничтожены. Мой "приятель" напрягся, а я в это время пытался найти занозу в загрубевшей коже ее ступни.
- У тебя кожа на подошве такая закаленная! - сказал я - Там просто не может быть никакой занозы!
- Может и нет. Просто укололась о что-нибудь, наверно, - сказала она с непередаваемым кокетством.
Но я не выпускал ее ступню, а играл ей - ласкал, гладил, массировал подошву, пальцами раздвигал ее маленькие пальчики. Я слышал, что она задышала иначе - игра ей нравилась. Я взял вторую ступню и стал гладить их обе, потом крепко сжал ее щиколотки и приподнял ноги, прижав ее ступни к своим щекам. Я увидел, что глаза ее блестят, а трусики, похоже, слегка увлажнились - она испытывала возбуждение даже от намека на сексуальную игру.
- Правда, парням нравится, когда девушка - босиком? - спросила она каким-то странным голосом.
- Да, - выдохнул я и, решившись, раздвинул ей ноги, сел между них, продолжая держать ее за ступни.
Я только играл влегкую, а ей было уже совсем хорошо. Она вдруг высвободила одну ногу и ступней слегка нажала на мой вставший член через легкие брюки. Она поглаживала его подошвой ноги, совсем задыхаясь от возбуждения. Я был близок к тому, чтобы кончить. Я сильно сжал ее ляжки, но она вдруг легко вскочила на ноги со словами:
- Пойдем в дом! Смотрят…
Мы вошли в дом, я схватил ее за плечи и хотел впиться поцелуем в шею, а затем повалить на кровать, но она сказала:
- Не так! - и отстранилась. Она сложила руки за спиной и сказала хрипловато:
- Я так хочу! Свяжи меня! Ты же хочешь связать меня?
Я имел кое-какой опыт в таком сексе, и он мне нравился. Я знал, что под кроватью лежит довольно толстая пеньковая веревка - очень кстати. Я крепко связал ею руки моей юной гостьи за спиной, затем накинул конец веревки на крюк в потолке, на котором висела лампа в соломенном абажуре и подтянул ее гибкие руки вверх. Она застонала от блаженства, нагнулась, выгнув спину. Я стянул ее трусики и медленно ввел бешено торчавший член прямо в анус. Она закричала, забилась, завыла от наслаждения, когда я трахал ее в попку, смазка с ее половых губ, похоже, капала на пол. Я был близок к тому, чтобы кончить, но извлек член из узкого ануса и ввел его во влагалище, полное соком. Член легко скользил, я чередовал ритм и глубину, иногда стимулируя рукой клитор. Ее пальцы вцепились в веревку, вывернутые плечи напряглись, и она визжала от боли и наслаждения. В какой-то момент я схватил ее за волосы и потянул голову на себя. Она взвыла и у нее наступил продолжительный оргазм, во время которого я порвал ее лифчик и сильно оттянул соски ее маленьких грудей вниз. Я кончил в нее.
Когда она обессилела, я снял веревку с крюка и толкнул девушку на пол. Она рухнула, растерзанная, со связанными руками, со стоном блаженства. Я дал ее немного отдохнуть...
- Не развязывай меня, - взмолилась она, когда я взял ее за предплечье, чтобы поднять с пола. - Я хочу еще, чтобы больно…
Я поставил ее на колени и стянул веревкой локти и плечи - локти ее легко сошлись за спиной, как крылья. Затем я поднес член к ее губам, и она жадно захватила его, принялась сосать и кусать, отчего он моментально затвердел до крайности. Я видел, как бешено напряглись ее связанные руки, она раскачивалась всем телом, захватывая мой член до самых яиц. Через короткое время я схватил ее за волосы, отклонил голову назад и кончил ей на лицо. Она взвыла и принялась облизываться, как кошка.
Я снова бросил ее на пол, отрезал кусок веревки, который был свободен, и связал ей ноги в щиколотках. Затем я набросил веревку на крюк в потолке и поднял ее ноги вверх. Я взял брючной ремень и стал стегать ее по ляжкам. Она стонала, кричала, извивалась:
- Сильней! Сильней! - молила маленькая бестия - Еще!
- Я сильно отхлестал ее по пяткам и ягодицам, она содрогнулась от еще одного сильнейшего оргазма, вызванного сладкой болью.
Я оставил ее на некоторое время с задранными к потолку ногами, и подрочил на нее сверху. Она уже не могла кричать и только стонала, наслаждаясь теплой спермой, стекавшей по ее животу, грудям и шее.
Когда я развязал ее, я увидел следы от веревки на ее запястьях и спросил:
- Это не заметят?
- Не беспокойся! - ответила она низким голосом.
Волосы ее были спутаны, глаза - совершенно безумны. Наконец я избавил ее от измятого платья и как следует разглядел ее прекрасное юное тело со следами от грубой веревки на плечах и предплечьях. Впрочем, на смуглой загорелой коже они быстро исчезали.
Она стояла совершенно безвольно, прислонившись к бревенчатой стене, хрупкая и крепкая девушка одновременно, босая, и такой ее вид возбудил меня снова. Я взял веревку и поднес к ее лицу. Глаза ее снова сразу обезумили и она задышала часто-часто, предвкушая новое удовольствие. Я связал ее руки спереди и резко подтянул их к потолку. Затем я завязал ей рот каким-то платком из моего багажа и принялся кусать ее маленькие соски, иногда сильно шлепая ладонью по ее ягодицам. Она стонала с завязанным ртом, откинув голову назад. Когда я кусал ее соски сильно, она пыталась кричать, но выходило мычание. Моя рука играла ее мокрыми половыми губами, усиливая возбуждение. Наконец я схватил ее за ляжки, поднял обе ноги и ввел член сильным рывком во влагалище. Она страшно напряглась, обхватила меня ногами, и вдруг задушенно завизжала, забилась в страшном оргазме, когда мой член вошел в нее до конца!
После всех этих пыток я посчитал возможным, наконец, освободить ее. Все это было только начало нашей безумной страсти, полной фантазии и… артистизма. Без которых, как я считаю, секс становится просто случкой двух животных.
На следующий день я ждал Милу с самого утра и больше ни о чем не мог думать. Надо ли говорить, что уезжать я больше не собирался, а также надеялся, что мои друзья задержатся еще или вообще не приедут, чтобы не мешать нашим развлечениям.
В ожидании девушки я решил подготовить несколько приспособлений для сегодняшней игры. Я нашел какое-то не слишком толстое бревно, попросил у хозяйки пилу и топор и распилил его на две части. Затем я стесал бревна так, чтобы они прилегали друг к другу стесанными сторонами, и выдолбил в обоих бревнах две полукруглые лунки. Затем я купил у пьяного старика - соседа моей хозяйки - несколько замков с ключами, ненужные части конской упряжи из толстой кожи и длинную колодезную цепь. При помощи бревен, скоб и замков я соорудил для Милы ножные колодки, в из кожаных частей упряжи и цепи - кандалы с ошейником. (O rus! О, деревня! Здесь всегда все под рукой! И такой простор для технического творчества!)
Мила пришла около двух часов дня - и увидел, что она сильно изменилась. Что за идиотская идея?! Вместо короткого легкого платья она надела какую-то майку с люрексом и надписью на английском, розовые свободные шорты и кроссовки с белыми носочками. Лицо ее сияло, а в глазах было желание.
- Привет! - сказала она и хотела поцеловать меня, но я отстранился и молча впустил ее в свое бунгало.
Я решил начать игру прямо сейчас, ведь она, чертовка, дала такой славный повод.
Мила с удивлением посмотрела на меня и вошла.
Я молча сел к столу. Она растерянно стояла у двери. Затем она сделала правильный ход - встала на колени и на коленях подползла ко мне.
- Ты что, недоволен? Чем? Скажи и… накажи меня! - попросила она, опустив голову.
- Ты не так оделась сегодня! - сказал я строго. - Ты должна разуться. Ты никогда не должна быть передо мной обутой.
Даже если будет идти дождь, ты должна будешь разуться перед моими воротами и войти босиком. Когда жарко, я запрещаю тебе обуваться вообще!
Она поспешно расшнуровала одну кроссовку и хотела снять ее, но я хлестнул ее ремнем, и она с вожделением, исподлобья взглянула на меня, ожидая, что наказание началось.
- Нет, - сказал я. - Дай-ка мне ногу.
Она села на пол и подняла ногу и я, взяв ее за щиколотку, снял кроссовку и стянул носочек. Я любовался некоторое время ее загорелой правильной ступней, пальцами с круглыми ногтями и гладил грубую кожу на подошве. Потом я надел носочек обратно.
- Теперь ты должна выйти на улицу в одних носках, - сказал я наконец. - Сзади, за сараем, есть невысохшая лужа, грязь. Ты должна ходить по грязи и траве, где хочешь, пока твои носки не будут изодраны, и на них не останется ни одного белого участка. Ты должна порвать их как следует! Потом я накажу тебя! Иди.
Ей понравилась идея. Она легко поднялась, грациозно сняла второю кроссовку, и бесшумно вышла в своих ночсочках. Я остался ждать.
Через минут пятнадцать Мила вернулась. Она выполнила все наилучшим образом - от носочков остались только грязные лохмотья, а почти босые ноги были покрыты высохшей грязью выше щиколоток.
- Пройди передо мной, - приказал я, и она прошлась пару раз по полу.
Я остался доволен осмотром.
- Иди туда - велел я, указывая на угол, где лежали колодки. - И сними шорты! Если есть лифчик, сними и его.
Лифчика не было. Она остановилась в углу и с вожделением смотрела на подготовленные цепи, веревки и колодки.
- Сядь! - приказал я.
Я надел на ее щиколотки колодку, надел ошейник на ее нежную шею, грубо нагнул ее, сковал ей руки за спиной цепью и пристегнул их к ошейнику. Она осталась сидеть в неудобной позе, согнувшись, и волосы упали ей на лицо. Я слышал ее возбужденное дыхание, я слышал ее стон, когда я заломил ей руки за спину. Я оставил ее скованной и вышел покурить на улицу. Член мой уже стоял и не опустился, пока я курил.
Когда я вернулся, я поднял ее голову за волосы, и увидел, что глаза ее бессмысленны - она была уже пьяна от возбуждения. Я провел пальцем по ее половым губам - они были совершенно мокры. Она застонала:
- Выпори меня, скорей!
- Сиди! - жестко сказал я - Еще не время!
Она начала тихо покачиваться из стороны в сторону и сильно сжала колени - она возбуждала себя, надеясь вызвать оргазм. Я встал над ней и стал дрочить. Она раскачивалась все сильнее, грязные пальцы ног ее, закованных в тяжелые колодки, сжимались и разжимались, скованные руки напряглись, она задыхалась, и как только моя сперма полилась ей на голые ноги, она вскрикнула и задрожала в оргазме. Пока она кончала, содрогаясь всем телом, я дважды хлестнул ее ремнем, вызвав оглушительный вопль страсти. После этого я оставил ее в колодках еще на полчаса, отсоединив ее скованные руки так, чтобы излишнее напряжение не убавляла ее кайфа.
Наконец, я расковал ее совсем. Я раздел ее до трусиков и велел сесть на расстеленное одеяло, а руки держать за спиной. Затем я вынул из ее кроссовок шнурки и связал ими большие пальцы ее ног и рук. Я знал, что довольно трудно сидеть в такой позе, и через какое-то время повалил ее на бок. И отхлестал ее гибким прутом. Когда она, воя, извивалась под ударами и молила бить ее еще, чаще, сильнее , я почувствовал невероятное возбуждение, какого, вероятно еще не испытывал никогда раньше. Тогда я прекратил порку и крепко связал ее по-новому: я сорвал с нее трусики, согнул ее ноги и как можно туже привязал щиколотки к ляжкам, так, что пятки ее уперлись в ягодицы. Руки ее были тут же туго связаны за спиной - запястья к предплечьям, она повалилась назад, задыхаясь, запрокинув голову, почти теряя сознание, а я принялся медленно трахать ее, погружая член таким образом, что, по-видимому, причинял ей боль. Она кричала так, что я думал, наш сарайчик развалится, она кончала, похоже, с каждой фрикцией, голова ее бешено моталась с закрытыми глазами. Когда я кончал в нее - долго и неописуемо, она уже обессилела биться в своих веревках и лежала, постанывая, с закрытыми глазами. Я развязал ее и отнес на кровать, бросил на матрас.
- Завтра, - сказал я, - Ты будешь моей рабыней целый день. Я сделаю тебе лохмотья, такие, что через дыры будет видно почти все твое тело. Я закую тебя в цепи - видишь, руки и ноги будут скованы вместе, но так, чтобы ты могла двигаться и служить мне. Я надену цепь на твою шею и соединю ручные и ножные кандалы. За каждую провинность я буду затыкать тебе рот и пороть. Ночью я поведу тебя голой со связанными руками и ошейником на шее по задам деревни и трахну тебя в той роще. Но потом я буду греть твои босые ноги и твое тело дыханием. Тебе нравится это?
- Да, - прошептала она.
И я стал целовать ее в губы, в шею, ее груди, бедра и щиколотки, а потом мы трахнулись самым тривиальным образом.
Потом она взяла свои бесполезные кроссовки и ушла, как пьяная, не прощаясь. Я слышал шорох ее легких босых ног в своем сне. Слышу их и сейчас.
Пререйти к списку историй
