Ласковая садистка | женское доминирование

«Ни один проступок не должен оставаться без наказания». «Прощение возможно лишь после наказания». Эти постулаты раб хорошо усвоил, они получили своё многократное подтверждение на практике. Но сегодня раба ждёт особое наказание. А иначе и быть не могло – ибо раб провинился более, чем серьёзно. И он хорошо знал, что Госпожа строго наказывала его и за гораздо меньшие провинности. Поэтому сегодня ему не придётся ждать пощады или снисхождения от своей строгой, но справедливой Госпожи. И это повергало его в трепет. Дрожь пронизывала его насквозь, и он уже ощущал кожей своей спины и задницы привольно гуляющую по ним плеть. Инстинктивно его рука захотела прикрыть голые трепещущие ягодицы, но…

И раб в мыслях вернулся на полчаса назад. Раздетый догола он стоит на коленях перед своей Повелительницей и Властительницей, удобно расположившейся в мягком глубоком кресле. На ней была красная блузка с глубоким вырезом, полуобнажавшим её полные белые груди, короткая чёрная юбка, чёрные чулки и босоножки. Пышные локоны её великолепных чёрных волос падали ей на плечи. Алые губы и макияж дополняли очарование и подчёркивали её неограниченную власть над своим рабом.

– Итак, мой милый, ты знаешь, что сегодня очень серьёзно провинился?

– Да, Госпожа, – ответил раб дрожащим голосом, и из глаз его потекли слёзы.

– Ты хорошо понимаешь, в чём состоит твоя провинность?

– Да, Госпожа, – снова повторил раб. Госпожа ножкой приподняла за подбородок его голову.

– Посмотри Мне в глаза.

И глаза раба встретились с пронизывающим взором Госпожи, который, казалось, видел его насквозь и был способен прочитать все его мысли. Ему трудно было выдерживать этот взгляд, и очень хотелось отвести глаза. Но на это у него не было позволения.

– Я не уверена, – после небольшой паузы сказала Госпожа, – что ты действительно это понимаешь. Скажи Мне сейчас, в чём состоит твоя провинность.

– Я…, – раб сглотнул слёзы, – я осмелился задать… задать Госпоже вопрос.

– И всё? – строго спросила Госпожа.

– Я отвлёк Госпожу от важных дел, – сказал раб.

Госпожа легонько стукнула его носком туфельки по носу.

– Вот видишь, так Я и знала. Ты не понимаешь своей вины. И тебе придётся получше вспомнить, как всё было и хорошенько понять, в чём твоя вина. Только после этого Я могу решить, как Я должна тебя наказать. Я, как ты знаешь, добрая Госпожа, и забочусь о тебе, своём рабе. Именно поэтому в случае твоих провинностей Я обязательно добиваюсь того, чтобы ты хорошо осознал свой поступок, и понял, что строгое наказание, которому Я тебя обязательно подвергну, целиком и полностью тобой заслужено. И это наказание для твоей же пользы. Я хочу помочь тебе избавиться от твоих недостатков и сделать так, чтобы в дальнейшем ты не совершал проступков и не огорчал Меня, твою Госпожу. Ты ведь не хочешь Меня огорчить, раб?

– Нет, нет, Госпожа, – замотал головой раб, – ни в коем случае.

– Ну вот видишь, Я права. И Я хочу тебе помочь в том, чтобы ты не огорчал Меня. А для этого, как ты сам понимаешь, Мне необходимо наказывать тебя так, как это соответствует тяжести твоей вины. Конечно это соответствие определяю Я сама. Ты понял Меня, раб?

И Госпожа снова легонько стукнула его кончиком туфельки по носу.

– Да, Госпожа моя.

– Хорошо. Повернись. Нет, оставайся на коленях.

Повинуясь своей Госпоже, раб повернулся. И тогда Госпожа, встав с кресла, взяла короткий хлыстик, лежащий на журнальном столике. Затем, подойдя к рабу сзади, она изящно вскинула свою ножку и перебросила её через плечо раба. Опершись бедром о его плечо, она взяла его за волосы и столь же изящно вскинула другую ножку. И теперь она сидела на плечах раба. Её бёдра сжимали его щёки, а её туфельки уперлись своими каблучками в его бока.

– Встать! – приказала она своему импровизированному коню и стегнула его хлыстиком по голому бедру. И раб поднялся вместе со своей Госпожой на плечах. Она ещё раз стегнула его хлыстиком и приказала:

– В кабинет, раб.

Раб ощутил сосание под ложечкой, он знал, что такой приказ Госпожи не сулит ему ничего хорошего. Но он не смел ослушаться и покорно повёз свою Госпожу к выходу из комнаты, затем по коридору, дойдя до двери кабинета. Именно там происходили наказания раба. Именно эта комната вызывала у раба многочисленные воспоминания, повергающие его в дрожь. Но сейчас он снова должен был войти в эту комнату, и он знал, что ему не избежать этого, как и того, что его там ждёт.

– Открой дверь, – велела ему Госпожа.

Раб послушно открыл дверь. В это время Госпожа крепко держала его за волосы. В следующий момент раб переступил порог комнаты, неся на своих плечах Госпожу.

– На колени, – последовал строгий приказ, подкреплённый ещё одним ударом хлыстика.

Раб осторожно опустился на колени, и Госпожа сошла с его плеч.

У одной из стен кабинета в углу была шведская стенка, к которой была приделана небольшая откидная скамья. Госпожа подошла к небольшому шкафчику, стоящему рядом, и, открыв его, достала оттуда несколько длинных и крепких верёвок, свёрнутых в мотки.

– Ко Мне, – приказала Госпожа рабу. И раб униженно пополз к её ногам. Госпожа велела ему подползти к шведской стенке и затем бросила ему один моток верёвки.

– Свяжи себе ноги. Сначала лодыжки.

– Слушаюсь Госпожа, – ответил раб и покорно принялся связывать свои ноги в лодыжках.

– Туже, туже, – строго заметила Госпожа. Я не хочу, чтобы ты во время наказания мешал мне своими дёрганиями. Да и ты никак не захочешь Мне помешать, правда, раб?

– Да, Госпожа, – с готовностью ответил раб. Для него действительно было немыслимым преступлением помешать своей Госпоже его наказывать. И он знал, что такую провинность ему не искупить никогда. Но не только Госпожа сочла бы это тягчайшей провинностью со всеми вытекающими отсюда последствиями. Прежде всего он сам себе никогда не простил бы этого и постоянно бы мучился угрызениями совести. Иногда он ненавидел своё бренное тело, боль и страдания которого мешали желанию его души раствориться во власти наказывающей его Госпожи. И поэтому он сейчас старался вовсю, туго, до боли стягивая верёвкой свои щиколотки. Он пропускал верёвку восьмёркой между лодыжками и охватывал их всё большим и большим количеством верёвочных петель, туго их натягивая. Затем оставшейся частью верёвки он начал так же туго стягивать пересечения петель между лодыжками поперечными петлями. И затем завязал их несколькими крепкими узлами. В результате его стараний лодыжки оказались крепко притянутыми друг к другу.

– Хорошо, – похвалила его Госпожа, – теперь колени.

И бросила ему другой моток верёвки. Раб послушно начал стягивать такой же восьмёркой свои ноги чуть выше колен. И затем так же, как и раньше, стянул эти верёвочные восьмёрки поперечной вязкой. Теперь и колени раба оказались туго связанными.

– А теперь встань, – приказала Госпожа.

С крепко связанными ногами выполнить приказ Госпожи рабу оказалось нелегко. Но всё же после некоторых усилий он сумел подняться на ноги и теперь стоял, с трудом сохраняя равновесия. Достаточно было легонько его толкнуть, чтобы он упал. Госпожа засмеялась.

– Неудобно так стоять? Боишься упасть. Ну не бойся, мой маленький. Я позабочусь о том, чтобы тебе не грозила такая опасность. Сюда, раб.

И Госпожа показала рабу на шведскую стенку. До неё от того места, где стоял раб, было расстояние около полутора метров. Достать до стенки руками он не мог. И у него не было другого выхода, как начать со связанными ногами приближаться к этой стенке маленькими прыжками.

– Быстрее, быстрее, – подбадривала его Госпожа. И после нескольких прыжков, во время одного из которых раб чуть не упал, он наконец оказался рядом со стенкой. Но он не видел, что Госпожа, приказывая ему двигаться быстрее, в то же время внимательно за ним следила, чтобы не дать ему упасть, если он совсем потеряет равновесие.

– Руки за спину, – приказала Госпожа.

Раб послушно скрестил руки за спиной. И Госпожа быстро и ловко связала ему запястья верёвкой. Холодок пробежал по спине раба.

Но дрожь и страх раба усилились, когда он почувствовал, что ручка Госпожи в надетой на неё резиновой перчатке сжала его яички.

– Аххх, – выдохнул он.

– Ну, ну, не волнуйся, – промурлыкала Госпожа, – сейчас у нас всё будет хорошо.

Она оттянула его яички вниз и вокруг натянутой мошонки захлестнула петлю из тонкого шнура. Затем натянула этот шнур.

– А-а-а-а! – застонал раб.

– Потерпи, потерпи, ещё не всё, – заметила Госпожа, – Я хочу, чтобы ты находился в том положении, которое лучше всего поможет тебе понять и осознать свою вину.

И она привязала натянутый конец шнура к одной из нижних перекладин шведской лестницы.

Инстинктивно раб немного присел, чтобы несколько ослабить натяжение шнура и уменьшить боль.

– Ну нет, это никуда не годится, – недовольно сказала Госпожа. – ну-ка выпрямись немедленно.

Раб со стоном повиновался.

– Лучше, лучше выпрямись. На носки приподнимись.

Раб попытался это сделать, но резкая боль пронзила его, и с новым стоном он снова опустился на пятки.

– Ну что же ты такой упрямый, – спросила Госпожа, – тебе Госпожа приказывает выпрямиться, а ты не повинуешься. Но ничего, мы это исправим. Я – Госпожа добрая и помогу тебе. Подними-ка голову. Это, надеюсь, можешь сделать? Выше, выше подними,

И раб покорно задрал голову, ещё не понимая, что Госпожа хочет сделать. А она поднялась по шведской лестнице на несколько ступенек, и теперь стояла над ним. И раб увидел в её руках металлический зажим-крокодильчик с привязанным к нему шнуром. Прежде, чем он успел понять, для чего нужен этот зажим, Госпожа взяла его за переносицу и прицепила этот крокодильчик к перегородке между ноздрями раба. Зубья впились в его плоть, и раб застонал.

– Чувствуешь? – усмехнулась Госпожа, – сейчас почувствуешь ещё лучше.

И она натянула шнур вверх, и раб инстинктивно потянулся за ним, поскольку зубья зажима ещё сильнее впились в его кожу внутри носа. Но тут же резко натянулся шнур, привязанный к его «шарикам», исторгнув у раба новый стон.

– Ну, почувствовал по-настоящему теперь? – усмехнулась Госпожа. – Я думаю, в таком положении тебе будет затруднительно заснуть, и ты сможешь детально продумать своё поведение и понять, в чём была твоя провинность.

И с этими словами Госпожа привязала шнур, идущий от крокодильчика, к одной из верхних перекладин шведской лестницы, также туго натянув его.

Теперь раб был растянут так, что он никак не мог найти безболезненное положение. Когда он пытался ослабить натяжение шнура на «шариках» и смещался вниз, натягивался шнур от зажима в ноздрях, причиняя сильную боль. А когда он тянулся вверх, пытаясь ослабить боль в ноздрях, натягивался шнур на «шариках», также не добавляя рабу комфорта.

– Ну вот, – весело сказала Госпожа, легко и изящно спрыгивая с перекладины лестницы на пол, – теперь ты можешь углубиться в свои мысли. Для этого Я предоставлю тебе достаточно времени. Ах да, чуть не забыла. Ну-ка, открой рот. Шире, шире открывай.

Раб разинул свой рот широко, как только мог, до боли. Госпожа что-то достала из стоящего рядом шкафчика и вновь вскочила на лестницу. И раб увидел, что это был резиновый кляп в виде груши. Она быстро и ловко впихнула рабу этот кляп в рот, в результате чего челюсти раба были растянуты до предела. Затем Госпожа замотала ему рот несколькими полосками скотча. Теперь раб не мог даже стонать, а лишь глухо мычать.

– Ну вот теперь вроде всё, – удовлетворённо сказала Госпожа, – и мы друг другу не будем мешать. Ну что же, дорогой, Я оставляю тебя здесь, и надеюсь, что к моему возвращению ты хорошо всё продумаешь и расскажешь Мне, в чём была твоя вина. И хорошо поймёшь необходимость наказания, которое тебя ждёт. Не скучай, малыш.

И шлёпнув раба рукой по голой ягодице, Госпожа вышла из комнаты.

II

Несчастный раб остался один. Тщетно он пытался найти положение, которое хоть немного облегчило бы ему муки. Каждый раз, когда он старался облегчить одну боль, тут же, как раскалённым металлом в него врезалась другая. Раб пытался кричать, но из-за плотно забитого кляпом и замотанного скотчем рта выходило лишь глухое мычание, не слышное даже в соседней комнате. Связанные руки затекли и тоже сильно болели. И в этом мучительном положении до раба начало доходить осознание его проступка, его вины перед Госпожой. Конечно же дело не только в том, что он задал вопрос Госпоже в то время, когда она была занята своими делами. Хотя и этого одного безусловно было бы достаточно для серьёзного наказания. Но ещё страшнее было то, что он задал ей вопрос, который давно интересовал его. О том, как совместить своё бесправие перед Госпожой и свою ответственность за неё. Он хотел спросить её, не значит ли это, что он не всегда должен ей подчиняться. И в тех случаях, когда он считал её приказ неразумным, не должен ли он поступать так, как велит ему его собственный ум и опыт? Да, это интересовало и даже мучило раба. Но он не мог не понимать также, что, задав Госпоже этот вопрос, он тем самым высказывает своё недоверие ей, свою неуверенность в ней. А это было совершенно недопустимо.

Минуты текли медленно, к тому же раб не знал, когда вернётся Госпожа – она не сказала ему этого. И она может вернуться тогда, когда захочет. Может оставить его в таком положении на сутки и даже более. И раб глубоко осознавал её полное на это право. И ещё большее право сурово наказать его за провинность.

Раб не знал, когда придёт Госпожа. Он стоял лицом к стенке и не мог видеть то, что происходило за его спиной. А если бы для него это было возможно, он бы увидел, что дверь в комнату после ухода Госпожи осталась чуть приоткрытой. И в оставшуюся между дверью и косяком щель Госпожа время от времени внимательно наблюдала за своим наказанным и ожидающим ещё более сурового наказания невольником. Забота о нём была для неё не менее важной, чем возможность и желание жестоко наказывать его и наслаждение от этого наказания. Поэтому, незаметно для раба наблюдая за ним, она испытывала двойственные чувства. С одной стороны наслаждалась его мучениями, а с другой стороны внимательно следила за тем, чтобы не перегнуть палку. И не причинить своему рабу непоправимого вреда.

И вот в тот момент, когда рабу казалось, что он больше не сможет выдержать ни минуты, он услышал, как открылась дверь, и в комнату вошла Госпожа. Он не видел её, поскольку стоял лицом к стенке. Госпожа подошла к нему и удовлетворённо осмотрела своего раба.

– Ну что, – спросила она, – какие мысли тебя посетили во время моего отсутствия?

Раздалось невнятное мычание. Госпожа рассмеялась.

– Я вижу, придётся на некоторое время освободить тебя от кляпа.

И она стала разматывать скотч. Прилипшая к коже лента отрывалась с трудом, доставляя рабу новые импульсы боли. Резким рывком Госпожа содрала последний слой. Взглянув на лицо раба, она расхохоталась.

– Ну и физиономия у тебя.

И шлёпнула его ладонью по щеке. Затем выдернула кляп из его рта. Раб с шумом выпустил воздух.

– Ну, Я слушаю тебя, – ласково и в то же время требовательно сказала Госпожа.

– Госпожа, – почти плачущим голосом начал раб, – я понял, что моя вина не только в том, что я отвлёк Вас от важных дел…

– Но и в этом тоже, – перебила его Госпожа, – разве ты не можешь подождать, если видишь, что Я занята? Но об этом мы уже говорили. А что ещё ты понял?

– Я понял то, – ответил раб, – что осмелился задать Госпоже вопрос, который, если бы я получше подумал, то понял бы, что он ей не может понравиться.

– Вот, – назидательно подняла вверх указательный палец, - видишь, как пошло тебе на пользу размышление в таком необычном положении. Конечно же Мне этот вопрос не мог понравиться. Что это ещё за "бесправие и ответственность" такие? Чья это ответственность и за кого? Разве ты не понимаешь, что этим выказываешь своё недоверие мне, твоей Госпоже? Очень хорошо понимаешь, я знаю. А значит ты также хорошо понимаешь, что Я не могу это оставить без наказания. Ты понимаешь это?

– Да, Госпожа, – с трепетом ответил раб.

– Хорошо, – сказала Госпожа, – и Я постараюсь, чтобы это наказание не было мягким. Но это будет немного позже. А сейчас….

И Госпожа отстегнула шнуры, привязанные к его ноздрям и яичкам и мучительно растягивающие его вверх и вниз. У раба вырвался вздох облегчения.

– Не слишком радуйся, – посоветовала ему Госпожа, – скоро тебя ждёт нечто, ещё более впечатляющее.

Затем она развязала ему руки. Словно сотни маленьких иголочек впились в освобождённые до предела затёкшие руки раба. Но его ноги остались связанными.

– На четвереньки, – приказала ему Госпожа. И раб опустился на четвереньки к её ногам. Она села ему на спину.

– Пожалуй, тебе не помешает немного размяться, – усмехнулась она и стегнула его хлыстиком по голому заду. Ну-ка, кружок по комнате.

И раб со связанными ногами стал пытаться ползти по полу, везя на себе свою строгую Госпожу. Конечно он мог двигаться лишь очень медленно. И это не оставалось безнаказанным. Госпожа энергично подгоняла его весьма чувствительными ударами хлыстика по голым бёдрам и ягодицам.

– Быстрее, быстрее. Пошевеливайся, лентяй.

И раб покорно преодолевал сантиметры пути. Сделав на своём рабе круг по комнате, и, дав таким образом рабу размяться после долгого пребывания в связанном состоянии, Госпожа решила, что можно переходить к основному наказанию. Встав со своего импровизированного коня, она велела ему подняться на ноги.

– Повернись ко мне, – приказала Госпожа. – Так, хорошо. А теперь протяни мне свои руки. Сложи их, чтобы Мне удобно было их снова связать. Но теперь уже иначе.

Раб повиновался и протянул Госпоже свои сложенные вместе руки. Она взяла моток верёвки и, распустив его, захлестнула его запястья петлёй. Затем начала крепко связывать его руки, находя в этом процессе для себя немалое удовольствие. И надо сказать, что она была мастерицей своего дела. Руки раба плотно опутывались верёвочными петлями, которые под ловкими пальцами Госпожи выглядели как живые змеи, охватывающие его своими кольцами. И по спине раба снова пробежал холодок. Вскоре запястья невольника были крепко связаны, а Госпожа держала в руке оставшийся свободным длинный конец верёвки, идущий от мастерски затянутого со стороны больших пальцев узла.

– А теперь, – велела Госпожа, – повернись лицом к стенке. Ближе встань. Хорошо. Подними руки вверх и заведи их себе за голову. Но локти держи высоко поднятыми. Ты понял Меня?

– Да, Госпожа, – ответил раб и поднял свои руки так, как ему было приказано. И тогда Госпожа подошла к нему сзади и свободным длинным концом верёвки охватила его правое плечо. Затем повела этот конец вокруг плеча, пропустив его между плечом и шеей. Протянув туго натянутый конец у раба за шеей, она охватила им его левое плечо. И затем стянула узлом возле связанных кистей раба. Теперь его руки были привязаны к плечам, и опустить их у раба уже не было никакой возможности. Но Госпожа не остановилась на этом. Ещё одной верёвкой она охватила голый торс своего невольника под грудью и туго стянула. Затем пропустила верёвку под этим импровизированным поясом и продела её над и между связанными кистями рук невольника. И затем туго стянула концы верёвки у него на спине между лопатками.

«Это кобра», – подумал раб. За длительное время общения с Госпожой он уже знал некоторые классические приёмы связывания.

Мышцы раба натянулись как струны, и он почувствовал ломящую боль в заломленных и изощрённо связанных руках. Стон вырвался из его груди.

– Потерпи, потерпи, – ласково улыбнулась ему Госпожа и потрепала его по щеке, – скоро Я закончу, и у тебя будет возможность по достоинству оценить моё искусство.

Раб начал мелко дрожать – он предчувствовал, что до окончания работы Госпожи его ждут новые испытания. А самые серьёзные испытания ждут его потом. И предчувствие не обмануло преданного и покорного раба. Если до сих пор внимание Госпожи было сосредоточено в основном на задней части его тела, то теперь дошла очередь до передней.

– Ближе к стенке, раб.

Раб встал вплотную к стенке, прижавшись голым животом к перекладинам. Госпожа взяла ещё два куска верёвки. Вскочив на перекладину лестницы, она продела верёвку под поднятый вверх правый локоть раба. Другой конец она обернула вокруг вертикальной стойки лестницы над одной из перекладин. И туго натянув, привязала. Затем то же самое проделала с левым его локтем. Теперь локти невольника были привязаны к верхним частям лестницы, и всё его тело подтянулось вверх. После этого Госпожа продела ещё одну верёвку под импровизированный пояс, охватывающий грудь раба, и, притянув за концы тело раба вплотную к лестнице, привязала к одной из перекладин. Таким образом раб оказался привязанным к лестнице не только сверху, но и в середине. Теперь очередь была за низом. И она не замедлила. Несколько витков прочной верёвки обернулись вокруг средней части верёвочной восьмёрки, стягивающей колени раба, и вокруг ближайшей к коленям перекладины лестницы. Резкое натяжение, и колени раба оказываются плотно притянутыми к перекладине. Затем точно так же оказались притянутыми к нижней перекладине лестницы его щиколотки. Теперь раб был прочно и неподвижно зафиксирован, а тыльная часть – спина, ягодицы, ляжки были полностью открытыми. После этого Госпожа вновь плотно заткнула ему кляпом рот и замотала скотчем.

– Иногда Я люблю слушать твои вопли, – прокомментировала она свои действия, но сейчас они, пожалуй, будут Мне мешать. Ну, как мы себя чувствуем? – участливо спросила Госпожа.

Раб попытался пошевельнуться и не смог. И в ответ он лишь глухо промычал. Госпожа рассмеялась и звонко хлопнула его ладонью по голой округлой ягодице, на которой ещё виднелись следы от предыдущей порки.

– Ну что ж, – весело сказала Госпожа, – пожалуй, можно начинать наказание. И Я уже выбрала наиболее подходящий способ. Ты получишь двадцать пять ударов кнутом.

При этих словах душа раба ушла в пятки. Кнут был, пожалуй, самым страшным орудием наказания, которые использовала его изобретательная Госпожа. Раб хорошо помнил предыдущее наказание этим кнутом. Тогда он получил десять ударов. Всего десять ударов, и он неделю фактически не мог сидеть, а лежать мог только на животе. Одна мысль о повторении этого наказания приводила его в ужас. Но сейчас его ждало не десять ударов, а двадцать пять. Это минимум, и то лишь в том случае, если Госпожа решит не продолжать больше. А он знал, что объявленное число ударов далеко не всегда совпадало с реальным – часто Госпожа наказывала его столько, сколько ей хотелось.

– Пощадите, пощадите, Госпожа, не наказывайте меня этим кнутом!!! – рвался из груди раба безумный крик. Но кляп, сидевший у него во рту, был плотным и надёжным, он позволил рабу издать лишь сдавленное мычание. Госпожа снова рассмеялась.

– Не понимаю Я, что ты там хочешь сказать, – лукаво сказала она, – да Меня это и не слишком интересует.

И раб понял, что грядущее наказание неотвратимо, и его уже ничто не спасёт. Он дрожит от страха, и по его спине и ягодицам пробегают мурашки, будто они уже заранее ощущают на себе удары кнута.

– Сейчас у меня кое-какие дела, – сказала Госпожа, – я должна их сделать. А ты думай над своей провинностью и ожидающем тебя наказании.

И Госпожа вышла из комнаты. Раб снова остался наедине со своими мыслями. Не в силах пошевелиться, не в силах издать звук, он чувствовал, как страх грядущего сурового наказания пронизывает его до глубины души. Но так же до глубины души пронизывало его сознание собственной вины и справедливости наказания.

Прошло минут двадцать. Наконец Госпожа вновь вошла в комнату. И раб услышал хорошо знакомый ему щелчок кнута в воздухе.

Госпожа подошла к нему и ласково провела рукой по его спине.

– Ну что, солнышко, боишься. Вижу, что боишься, весь гусиной кожей покрыт. Но что же делать, ты ведь сам виноват. Зачем же ты задал Мне вопрос, который Мне не нравится? Ещё и в то время, когда Я занята. Ты ведь знаешь, что такие вопросы Мне никогда не нравятся.

Раб дёргается и мычит что-то, звуки еле слышны из-под кляпа. Госпожа ласково улыбается.

- Ну, ну, дорогой, не надо так волноваться. Ты ведь знаешь, что это для твоей же собственной пользы. А верёвки, которыми ты привязан, и кляп очень надёжные. Так что не дёргайся и не мычи, не трать зря силы. Они тебе ещё понадобятся.

После этих слов Госпожа отошла на некоторое расстояние. Она не торопится начинать порку, а некоторое время с интересом смотрит на трепещущее голое тело своего раба. И в душе будто бы предвкушает предстоящее удовольствие и хочет его растянуть как можно дольше. И в самом деле, зачем торопиться? Вот ведь он раб, здесь, крепко связан, и никуда ему не деться. Заодно пусть и он подольше помучается – ведь недаром говорят, что страх наказания бывает страшнее самого наказания.

Наконец Госпожа делает глубокий вдох и пускает жало кнута на голые ягодицы привязанного к шведской лестнице раба.

Кнут тяжёлый, поэтому он бьёт сам, Госпоже нужно лишь точно направить его. Такие кнуты поэтому для Госпожи намного удобнее в обращении, чем лёгкие. И вот кнут по синусоиде летит со зловещим свистом и обвивается вокруг бёдер наказываемого. Госпожа резко дёргает кнут назад, и через всю задницу провинившегося невольника, задающего неуместные вопросы, вспыхивает багровый рубец. Острая боль пронзает несчастного, боль, от которой перехватывает дыхание. И первые секунды раб не может издать ни звука. Затем из его глотки вырывается протяжный вопль. Но из-за плотного искусно сделанного кляпа слышно лишь глухое:

- Уумммм. Ууууммм.

- Больно, милый? - участливо спрашивает Госпожа. - Больно, конечно, Я знаю, что очень больно. Но ты ведь хорошо знаешь, что иначе нельзя. Если Я пожалею тебя и ослаблю удары, кому от этого будет потом только хуже? Кто будет потом мучиться от угрызений совести? Конечно же ты. А это значит, милый, что для тебя сейчас жалость Моя - гораздо худшее наказание. Поэтому приготовься к следующему удару. Я буду милостива к тебе, и второй удар будет гораздо более жестоким, чем первый. Тогда только твоя совесть может быть спокойна.

До раба с полной ясностью доходит осознание всей его беспомощности в руках наказывающей Госпожи. Неотвратимость следующего мучительного удара. И невозможность даже просить у Госпожи пощады. Он пытается это сделать, но глухое мычание вызывает лишь весёлый смешок у Госпожи.

- Потерпи, потерпи, милый, сейчас всё хорошо будет.

Госпожа держит некоторую паузу, затем кистевой взмах, и вновь чёрная длинная змея устремляется на привязанного раба. На этот раз удар приходится не на ягодицы, а на верхнюю часть спины возле подмышек, где кожа намного более чувствительна. Некоторое время раб не может прийти в себя от неимоверной боли, даже не сравнимой с болью от предыдущего удара. Страшный вопль, вырывающийся затем из его глотки вновь превращается в приглушённое:

- Уммм. Урррммм. Ррррмммм!!!!

На этот раз к этим звукам примешивается нечто вроде рычания.

- Ну вот, - весело говорит Госпожа, с интересом рассматривая новый рубец, вздувшийся от одной подмышки раба до другой - теперь вспомни, сколько ударов я тебе назначила. Правильно, двадцать пять. Значит осталось ещё двадцать три удара. Ты ведь хорошо знаешь, что Я никогда не уменьшаю объявленное наказание. А вот увеличить его у тебя есть очень даже реальная возможность - если будешь рычать и дёргаться. Ну, приготовься. Р-раз!

И кнут с размаху обвил ляжки раба, где кожа также была очень чувствительной.

– Уррр! Урррр! – стонал несчастный. Арррр! – возопил он, когда четвёртый удар безжалостного кнута лёг чуть повыше предыдущего – прямо под ягодицами. И затем сразу же за ним пятый удар пришёлся поперёк голых пульсирующих ягодиц.

– Уммм! Уммм!

Шестой удар оставил косой след на ягодицах привязанного раба.

– Смотри, какие красивые узоры получаются на твоей заднице, – довольным голосом пропела Госпожа, – ах да, ты же не можешь это видеть. Зато ощущаешь, Я надеюсь, в полной мере. Ну-ка, как тебе это?

И Госпожа вытянула его кнутом немного выше ягодиц.

– Порисуем немного на спинке, – сказала Госпожа, – потом вернёмся на попочку. Её мы ни в коем случае не будем обделять.

И раб забился в своих путах, когда на его спину один за другим опустилось сразу три удара подряд. Один по талии, другой по рёбрам, третий выше лопаток.

– Сколько ударов уже было? – спросила Госпожа.

Раб знал, что было уже десять ударов, но ответить не мог. Госпожа сделала это за него.

– Мне кажется, что было восемь, – сказала она.

– Мммм! Мммм! – пытался завопить раб. Он конечно же хотел поправить свою Госпожу, сказать ей, что было уже десять ударов. Но увы, и это было не в его силах.

– Что ты говоришь? – спросила Госпожа, хитро улыбаясь, – уж не хочешь ли ты Меня поправить? Сказать, что Я не права?

И она с силой хлестнула его кнутом.

– Уррр! Уррр!

– Так вот, – строго сказала Госпожа, – это был восьмой удар.

И ещё два удара пришлись на голую спину раба.

– Вот, – провозгласила Госпожа, – теперь десять ударов.

На самом деле раб знал, что было уже тринадцать. Но возразить он ничего не мог. И он понял, что не осмелился бы возражать, даже если бы у него не был заткнут рот. Он мог только стонать и хрипеть. И очередной глухой стон вырвался у него, когда кнут со свистом дважды опоясал его талию, сначала с одной стороны, потом с другой. Слёзы потекли из его глаз, а из оставленных кнутом рубцов потекла кровь, которая заструилась по ногам раба, стекая на пол.

– Придётся тебе потом ещё поработать язычком, – заметила Госпожа, – мне на полу лужи не нужны. Ну-ка ещё разик.

Кнут вновь впился в многострадальную спину наказываемого, на этот раз удар пришёлся по плечам.

– Урррр!!! И рабу показалось, что больше он не сможет выдержать. Он хотел умолять свою строгую Госпожу сжалиться и прекратить порку, но мог лишь издавать глухие стоны. Госпожа предусмотрительно плотно заткнула ему рот, и в результате этого раб гораздо сильнее ощущал свою полную беспомощность. И следующему удару беспощадного кнута он конечно не мог помешать. Как и не мог помешать последующим, искусно наносимым Госпожой. Почему-то сейчас он вспомнил, как Госпожа порола его иногда для их обоюдного удовольствия. И хотя тогда было тоже больно, но после такой порки он почти всегда испытывал сильный оргазм. Но сейчас это было жестокое наказание за серьёзную провинность. И это наказание ничего общего не имело с тем милым развлечением. Оно было мучительным и нескончаемо долгим.

Удары кнута следовали один за другим, и рабу казалось, что каждый последующий был ещё более жестоким, чем предыдущий. Их жестокость нарастала.

Последний удар пришёлся поперёк ягодиц раба, исторгнув у него очередной стон.

– Ну вот, теперь двадцать пять, – объявила Госпожа.

А раб знал, что на самом деле он получил тридцать два удара.

– Какая красота, – восхитилась Госпожа, рассматривая исполосованную и окровавленную спину раба и его покрытые кровавыми рубцами ягодицы. – Подожди-ка минуту.

И Госпожа, взяв фотоаппарат, сделала несколько снимков наказанного раба.

– Это будет на память, и Мне и тебе, – сказала она.

– Ну что ж, пожалуй с тебя достаточно, – произнесла она затем с интонацией некоторого сожаления. Она с удовольствием порола бы раба и дальше, но справедливо опасалась, что наслаждение для неё и польза для раба может превратиться в проблемы для неё и вред для него.

Когда раб был наконец отвязан от шведской стенки, он простёрся у ног Госпожи и со слезами начал покрывать пол поцелуями. Неизъяснимая благодарность своей Госпоже за наказание, раскаяние в своём проступке, страстное желание больше не повторять его, как и других проступков, желание ещё более раствориться в воле ласковой, но строгой Госпожи переполнило его. А поцелуй, который он запечатлел на милостиво протянутой ему ножке Повелительницы, наполнил его душу счастьем, сравниться с которым не могло ничто в этом мире.

Пререйти к списку историй