Спят усталые игрушки
Она
Чистый весенний воздух сейчас не радовал, только больше будоражил ее. Наверное, для всех обитателей ее города этот вечер в конце марта был таким чудным...
А она словно застывала сейчас под темным небом, в запахе ушедшего дождя, прошлогодней травы, бесстыдно вылезшей на оголившейся земле и еще свежести, особой, которая бывает только весенними вечерами…Она застывала сердцем. Да и ноги еле двигались, и внешнее спокойствие давалось неимоверным трудом.
Эти шаги стали потихоньку догонять ее еще в подъезде, когда она закрывала дверь своей квартиры… Шаги спустились за ней с душной лестницы вниз, вместе с ней пересекли плохо освещенный двор, вместе с ней тихим шорохом за спиной прохаживались вдоль ларьков на остановке… Сначала ей очень не хотелось верить, что шаги следуют именно за Ней, а не просто совпали маршруты – ее и владельца этих шагов…
Она почему-то боялась обернуться и посмотреть, кто же их владелец? Как выглядит? И главное – чего хочет от нее? Стояла на остановке и понимала, что свет из этих несчастных ларьков ей не поможет. Равнодушные продавщицы, сидящие в них за своими крошечными окошками, не только не спасут, а закупорятся еще больше в своих конурках, заваленных китайским печеньем и дешевым пивом. Она изучала людей на остановке… Может, хоть один приличный на вид мужчина? Как глупо! В сторонке стояла, гремя пивными бутылками, группа подростков. Этим – все равно. Прямо на дороге, чуть ли не на проезде ждали маршрутку двое пьяненьких, еле держащихся на ногах военных. Они даже говорили с трудом. Больше лиц мужского пола на остановке не наблюдалось. Кроме той фигуры, которая стояла позади нее и лишала способности воспринимать хоть что-то, кроме собственного страха.
Залезть в маршрутку? Шаги пойдут за ней – она не сомневалась. Закричать? Примут за сумасшедшую. Побежать? Побежать… Она резко оглянулась назад, словно в прорубь бросилась... и побежала. Стук сердца заглушил все.. Она уже не понимала, то ли слышит шаги за спиной, то ли они мерещатся ей. Ей казалось, что не отстают от нее эти шаги, и холодит спину дыхание этого человека… Остановка давно осталась позади, за спиной оказался уже небольшой скверик, и рядом, у старого, ободрано-желтого здания библиотеки она увидела машину! Такси. Частное такси с дурацкой желтой нашлепкой на крыше. Водитель был в салоне. Она кинулась к дверце машины, стала невежливо дергать ее, рвать на себя ручку. Инстинкт не оставляет места вежливости.
Водитель, видно, ради сохранения в целости этой самой ручки открыл ей дверь, и она пулей влетела в салон.
- Поехали! Крикнула она. Машина немедленно рванула с места.
Потом, каким-то не своим голосом зашептала: Пожалуйста, подвезите меня, у меня есть деньги!! – она зачем – то полезла в кошелек, чтобы убедить этого человека помочь ей. У меня есть деньги! – тут же с шепота переходя на крик, продолжила, - помогите. Увезите меня отсюда. За мной кто-то гонится! Помогите, умоляю!
Водитель без слов завел мотор…
Слава Богу, - то ли подумала, то ли пробормотала она, - что же делать теперь, что же делать… Хорошо, что деньги с собой…
Глубоко вздохнув, она, наконец, заставила себя собраться, и внимательно посмотрела на водителя. – Спасибо Вам. Спасибо. Вы Меня очень выручили…
Водила
Он не всегда был водителем. Точнее, работал им совсем недавно, всего два месяца. За баранку сел после того, как на его голову свалилась куча всяких неприятностей.
Сначала он попал под сокращение в армии. В свои 45 он оказался на улице и выяснил, что ничего не умеет. И никому не нужен. Никому не нужны его умения командовать ротой никому ненужных оболтусов. Никому не нужно его стремление угодить причудам постоянно меняющегося, но какого-то одинакового в своей глупости начальства. Он оказался за бортом. С женой отношения давно перешли в стадию, когда она привычно пилила его за маленькую зарплату, а он ходил по субботам в баню с сослуживцами, если не был в наряде. Он давно не спал с женой. А если это и происходило, то как-то буднично, быстро и без удовольствия для обеих…
Дочь. Он не любил ее, а она не любила его. Раньше это выливалось в попытки ее повоспитывать. Но поскольку это происходило крайне редко, да и, честно сказать, в состоянии легкого подпития, в котором он обычно возвращался со службы, то кроме взаимной ненависти это ничего не приносило. А потом она выросла. Причем произошло это для него совершенно неожиданно. Однажды, года три назад, она просто не пришла домой ночевать. Ее не было неделю. Мать сходила с ума, да и он начал волноваться, поскольку в его привычном режиме все нарушилось. Когда она пришла, отец понял, что дочь изменилась. От нее пахло духами, алкоголем и сексом. То, что дочка стала «взрослой», было понятно по блеску в ее глазах. По презрительному взгляду, который она кинула на его вздутые на коленях домашние спортивки, которым было уже лет 15. Он попытался восстановить было свою позицию. Закричал на нее, даже хотел ударить. Тогда он ее потерял окончательно. Она сказала, что брезгует им. Что ей стыдно за такого отца… До сих пор ее слова были для него раной…
А потом его уволили. И он стал пить. Пил долго. Может полгода, может больше. Потеряв стержень, которым некогда для него была армия, он пошел на дно. Дочь ушла из дома. Теперь она появлялась раз в неделю, и то когда его не было. Жена вообще перестала с ним общаться иным способом, кроме крика. И, наверное, он и продолжил бы свой путь вниз и закончил как многие под забором, если бы не случай. Умер его дядька. Он жил один бобылем в деревушке в 150 верстах от города. Жил в старой покосившейся халупе. Никому не нужный старик в никому не нужной деревне. И когда бывшему военному и бывшему отцу сообщили о смерти забытого родственника, он бросил все и поехал на похороны. У дядьки ничего не было, кроме старенького «москвиченка», который стоял на приколе уже много лет. Во время поминок, на которых была вся деревня, состоящая из 10 стариков и участкового, он договорился, что заберет машину. Участковый, может под влиянием дешевой водки, а может по доброте душевной, помог ему оформить машину.
Две недели он приводил ее в порядок. Спал прямо в гараже, перезнакомился со всеми механизаторами из ближайшего райцентра… Он вспомнил свою юность, когда ходил в автомобильный кружок. Занимался он машиной взахлеб, истерически… Всю нерастраченную энергию вложил он в нее, всю свою никчемную жизнь.
Когда он приехал домой, то его нельзя было узнать. Мужик поднялся. Плечи распрямились, взгляд загорелся. Жена по привычке начала ругать его, что он был непонятно где, наверное, блядовал, не думал о семье и т.д. И вдруг осеклась и спросила: «Вася, что с тобой?». Он молча показал в окно… А там стояла ОНА. Его машинка. Его Солнышко. И с тех пор он стал ездить на ней. Работать. Бомбить. В первый же месяц он принес домой столько денег, сколько получил бы в армии за полгода…
И вот он стоит в переулке. Просто устал… Никого он не ждал и хотел уже скоро ехать домой. Сегодня был тяжелый день. Его прогнали с хорошего места на вокзале. Причем ладно бы просто ударили его, а то чуть не разбили стекло у машины. Он струсил, уехал. А вот теперь сильно переживал свою трусость. И, проигрывая в голове ситуацию, представлял, что бы он сделал, если бы у него было его армейское табельное оружие. Накручивал себя. Дурная энергия требовала выхода… И тут появилась ОНА.
Для начала эта сучка чуть не сломала ручку его драгоценной машинки. Потом плюхнулась в кресло и закричала на него. Сначала на безусловном рефлексе он выполнил команду «Ехать». А потом стал внимательнее приглядываться к своей случайной клиентке. Женщина. Лет 28 - 30… Разве поймешь этих баб с ихними кремами от морщин. Ухоженная. Чистые гладкие руки с длинными ногтями. Значит, нет детей. У тех, у кого дети – руки другие. Пальцы длинные, но без колец. Значит, живет одна, без мужика…
Лицо. Он чуть не тормознул… Лицо незнакомки напоминало лицо его дочери. Каким оно может стать лет через 5 -10. И тут его переклинило. Он вспомнил, как возбуждался от того, что его дочь ходила по дому почти голая. Он вспомнил, как дрочил почти всю ночь, подсмотрев, как его ненаглядная дочурка сосала член какому-то хахалю на чердаке их же собственной пятиэтажки… Вкрадчиво он спросил незнакомку, куда ей. Она как-то пугливо посмотрела на него и попросила повозить ее по городу. Потом сбивчиво и бестолково стала рассказывать ему про шаги сзади, про свой страх, про то, что боится показаться смешной, про то что не нашла на остановке нормальных мужиков и если бы не он, то неизвестно что бы с ней было… Она говорила и говорила, а он ехал и с удивлением слушал себя. Наверное, он не смог бы повторить ни одного слова из сказанных ею. Но у него встал. Встал очень. Как в молодости, когда после очередных танцев в офицерском клубе он, провожая свою будущую жену через парк, набросился на нее… Он тогда повалил ее на землю, сорвал трусы из-под летнего платья и ворвался в нее. Уже потом он вспоминал, что не почувствовал никакой преграды при этом, что она подозрительно тихо кричала для девственницы. А тогда… тогда ему было все равно. Он врывался в нее, входил, насиловал, брал, имел… Потом все закончилось как обычно. Свадьба, ребенок через 5 месяцев после свадьбы, жизнь, рутина…
Он и не думал, что когда-нибудь опять сможет почувствовать ЭТО. Позыв, желание, похоть. Он с удивлением обнаружил, что его попутчица молчит. Когда он посмотрел на нее, то увидел что она откинулась на сидение и задремала. Видимо, за своими мыслями он пропустил этот момент. Что ж… тем лучше. Он развернулся и, старясь не тормозить резко, чтобы не разбудить ее, рванул за город. По дороге он лихорадочно вспоминал, видел ли кто-нибудь его машину… Нет. Вроде нет. Он никогда не бывал в этом переулке. Номера грязные. Стоял без огней. Да и кому придет в голову смотреть за номером такси. Такси - они все безликие. Их тысячи…
Так… Хорошо… Мысли вихрем неслись в голове. Как выехать из города? Он вспомнил, как вчера читал заметку под названием «Воровская тропа» в городской бульварной газетенке. Речь в статье шла о том, что не на всех выездах из города стоят милицейские кордоны. И этим зачастую пользуются угонщики машин. Почему-то вспомнился пафосный вопрос из статьи: «не платят ли угонщики за такие вот «тропы» милиции?». Решение пришло само. Он решил рискнуть. Да и что он теряет? Он решил так: если на выезде из города будет пост, то он никуда не поедет. А если нет – ну что ж, это судьба…
Вот и поворот. Так, теперь осторожненько. Здесь ямы на дороге. Он вспомнил, что вез сюда недавно пьяного богатенького оболтуса в коттеджный поселок в 15 километрах от города. Был дождь, и яму не было видно. Тогда он чуть не потерял в ней колесо. Ааа, вот она… объезжаем… Теперь дальше. Ну давай старушка, не подведи! Педаль в пол. Кажется здесь до ближайшего населенного пункта километров 10. Отлично. Сейчас весна и на дачах еще никто не живет… Ха, пусть кричит! А вдруг кто услышит? Посадят, бля, точно посадят… Что я делаю?!… Ааа, один раз живем… да и не узнает никто…
Это был как будто не он…
Она наконец-то немного расслабилась. Закрыла глаза... Уютный салон машины казался временным, но на удивление надежным убежищем. Она даже собралась с мыслями и стала думать, куда теперь податься. Домой возвращаться было однозначно страшно... К маме? Еще хуже. Да и мало ли что известно тому человеку, который ходил за ней по пятам. Может, он давно выяснил о ней все подробности: где живет, где работает, с кем дружит... Можно, конечно, к подружке завалиться с ночевкой. Не факт, что Ирка очень обрадуется, но и не откажет. А потом? Потом нажалуемся знакомому менту или охранникам на работе, с которыми она общалась довольно дружелюбно. Они сами говорили: «Ну ты, если что, обращайся». Вот теперь и настало, видно, это «если что». Ладно. Придется, наверное, к Ирке. Приняв решение, она открыла глаза. И увидела, что вокруг нет городских огней. Но она была вся в своем решении и не очень обратила на это внимание… Может, они в новом районе или около какого-нибудь парка.
-Вы знаете, я решила, куда ехать. Кольцовская, 35, пожалуйста. К подружке поеду! – зачем-то добавила она, словно подчеркивая, какая она предприимчивая.
Водитель вроде головой кивнул, но ничего не произошло...
А где мы? – спросила она.
Едем. Сама просила покатать. А мне план нужен – как-то грубо ответил ей водитель...
А я все восторгалась, - подумала она про себя. Мол, настоящий мужчина, спас от маньяка, увез на край земли. Обычный неотесаный бомбила. Небось, и сдерет теперь втридорога. А я ему еще деньги свои показывала...
Тогда она решила проявить чудеса твердости духа и ответить ему достойно. Изменив тон до невозможности, она ответила голосом «самой умной».
Мужчина, я вас прошу отвезти меня по адресу, не мотаясь по левым дорогам. Вам-то, конечно, приятно себе счетчик подольше накрутить, но я тут все дороги и проезды знаю - уже соврала она.
Взгляду не за что было зацепиться. Кругом темно и только фары высвечивали кусок дороги впереди… Водила перечить не стал, но и поворачивать по-прежнему не спешил.
Водила . Он настолько ушел в себя, в свои мысли, что звук ее голоса заставил его вздрогнуть. В нем проснулся страх… Мысли заметались. Так… Что делать… Проснулась… Сука…. Как у многих слабых людей, страх породил в нем агрессию. Он стал накручивать себя… Тварь… Сука… На Кольцовскую ей надо… Ща все брошу… Что же делать…
Одно дело мечтать о действиях со спящей рядом женщиной, а другое дело - ДЕЛАТЬ… Решение пришло само. Уж точно он не будет портить свою ненаглядную машину. Взгляд в зеркало заднего вида. Темно. Вперед – темно… Хорошо. Он резко нажал на тормоза… Машина затормозила так, что женщина не удержалась и ударилась головой о стекло.
Мистер «Шаги за сценой» . Сколько он себя помнил, он был не такой как все. Крупнее и сильнее своих сверстников, он, тем не менее, чувствовал, что его не воспринимают окружающие. Даже в детстве. У всех были папы и мамы. Они любили своих детей, баловали их. У него же была мать. Не очень-то он ей был и нужен. Отца он не знал, зато не единожды видел, как к матери приходили дяди. Некоторые были добрыми и давали ему конфеты, а некоторые предпочитали не обращать на него внимания. Они менялись часто... Даже его феноменальная память не могла удержать всех имен. Дядя Вова, Дядя Саша, дядя Коля, дядя-дядя-дядя… Голоса, лица сливались воедино…
Запомнился только один. Он был очень злой. Когда он приходил, мать менялась. Она заглядывала ему в глаза и глупо смеялась при каждом его слове. Даже когда он дал ему подзатыльник и вышвырнул из комнаты так, что он сильно ударился о косяк двери. Когда он приходил, из-за закрытой двери частенько доносились звуки ударов и взвизги. Он ненавидел этого дядю и тогда уже, в пятилетнем возрасте, решил ему отомстить. Он нашел старое шило и, когда дядя вышел в туалет, подкараулил его в коридоре и воткнул шило ему в бедро. Дальнейшее он помнит смутно. Крик, удар, вой матери…
Очнулся он под лестницей в подъезде. Страшно болела голова и было очень холодно. Он боялся идти домой и дождался дня. Уже днем его, свернувшегося комочком волчонка, увидела соседка. Она отвела его к себе и промыла рану на голове. Она была такая добрая и мягкая, что он первый, да наверно и в последний раз в жизни заплакал… Потом было возвращение домой… крики… затравленный взгляд матери… Много позже уже он узнал, что тот укол очень дорого обошелся его обидчику. Заражение крови, гангрена, ампутация ноги. Больше он этого дядю не видел. Зато мать стала относиться к нему по-другому. Нет, не любить, на что он рассчитывал, защищая ее. Но больше она на него не кричала. Тогда он первый раз, еще неосознанно, почувствовал вкус человеческого страха. И этот вкус ему понравился. Потом была школа. В ней он тоже был один.
Когда они с матерью переехали в другой город, а это было в пятом классе, он пошел в новую школу. Школа находилась в рабочем районе и была подведомственной заводу, на который мать устроилась то ли уборщицей, то ли прядильщицей. Память услужливо крутила картинки перед его внутренним взором. Вот он входит в класс. Мать одела на него единственные брюки и рубашку. Шепот…
Он был на пол-головы выше самого высокого мальчика в классе. Он не смотрел ни на кого и сел на свободное место, указанное учителем. На перемене к нему подошли несколько мальчиков и сказали, что он будет дежурным по классу и должен бегом помыть тряпку, которой вытирают мел. В подтверждение своих слов один из них положил тряпку ему на голову, а остальные стали смеяться. Он, ни слова не говоря, встал, обошел группу смеющихся мальчишек, при этом его толкнули в спину. Он подошел к массивной вазе с цветком на учительском столе. Взял вазу, выбросил цветок и, подойдя к своему обидчику, который положил на него тряпку, с силой опустил эту вазу на его голову. Мальчик молча упал, обливаясь кровью из разбитой головы. Когда он обернулся к остальным, они отпрянули. Издали они стали угрожать ему, но никто не посмел подойти. А он просто молчал и купался в волнах их страха…
Потом был завуч, тетя из детской комнаты милиции… нет, он ничего им не сказал и они, не разобравшись и опираясь на сбивчивые рассказы товарищей избитого, обвинили его во всех смертных грехах. Через два дня по дороге из школы его встретил старший брат его обидчика с друзьями. Нет, это нельзя было назвать дракой. Они просто били его. Били зло, по-взрослому. Но он запомнил каждого из них…
Он ничего не сказал тете из милиции, которая пришла к нему домой узнать, кто же его избил. Да она особо и не стремилась это узнать, поскольку избитый им мальчик был сыном начальника цеха завода, на котором работала его мать. Сидя перебинтованным дома, он нашел какую-то книжку без обложки, в которой были образцы оружия древних греков. Особенно ему понравилась праща. И вечерами после школы он стал долго тренироваться в метании камней и достиг в этом поразительных результатов. Как-то, летним вечером, проходя по своему двору, он увидел компанию из трех парней и девушки. В парнях он узнал старшего брата и его друзей, избивших его, а в девушке – свою соседку по площадке, тоже из неблагополучной семьи...
Компания пила водку, а он, притаившись, ждал в кустах. Парни явно спаивали девушку, наливая ей значительно больше, чем себе. Через некоторое время они взяли ее под руки и повели в подвал их дома. Он устроился напротив двери на улице, аккуратно разложил перед собой 4 камня и стал ждать. Полоска ткани, которая заменяла ему пращу, всегда была у него с собой. Через некоторое время на улицу вышел один из ребят. Камень, пущенный натренированной рукой, угодил ему точно в лоб. Без стона тот упал. На звук падающего тела вышел другой и тоже получил камнем. Наконец выскочил и старший брат с криками «куда вы, суки делись?». Камень прервал и его крик. Мальчик подошел к лежащим парням и внимательно осмотрел их. Они были без сознания. Тогда он, не торопясь, достал ржавый гвоздь и выколол один глаз старшему брату. После этого он переступил через него и вошел в подвал. То, что он там увидел, заставило его сердце биться со значительно большей силой, чем только что им содеянное. На старом диване в свете пыльной лампочки лежала Она. Его соседка… Она была абсолютно голая. Ноги раскинуты. Межу ними он увидел разрез, из которого вытекало что-то белое…
Сначала он подумал, что эти подонки изуродовали девочку. Он подошел к ней и стал разглядывать. Нет, она была целая. Все воспоминания от вида матери, не всегда запахивающей халат, собственные смутные видения и сны всколыхнулись в нем. Он протянул руку и провел по загадочной щели… Тогда он первый раз с удивлением обнаружил, что его пися, которая была сутью его сути, претерпевает разительные изменения. Она встала… Он провел по ней рукой раз, другой, третий и вдруг почувствовал огромное блаженство. При этом из писи стали вылетать белые струи, очень похожие на те, которые были на бедрах и щелке девушки. Тут она замычала и попыталась свести ноги. Паника – ничто по сравнению с тем, что испытал при этом мальчик. Он судорожно запихал писю обратно в штаны, видя, как по ним расплывается мерзкое темное пятно, и бросился вон из подвала. Он споткнулся о лежащих на пороге парней и опрометью бросился домой…
Дело замяли. Во-первых, никто не мог точно сказать, кто произвел страшное действие со старшим братом. Во-вторых, налицо было изнасилование. Анализ спермы показал соучастие всех троих. И неизвестного четвертого, чьи следы были обнаружены на полу. Но народная молва все определила правильно.
И вот тогда он остался по-настоящему один. От него шугались как от зачумленного. Никто даже не мог и подумать, чтобы заговорить с ним. Учителя не проверяли его домашних заданий и не спрашивали его. Никого не интересовала ни его феноменальная память, ни его нестандартные подходы к решению задач. Единственное, что его поддерживало - аура страха людей вокруг него. В 15 лет по настоянию завуча он был поставлен на учет в так называемую в народе дурку… Что ж, может не так уж они были и неправы…
Потом началась взрослая жизнь. А попробуй ее нормально начать с «волчьим билетом» после школы, с мед.карточкой, в которой отметка о психдиспансере! Вакуум общения оборачивался вакуумом с деньгами. Некого было просить устроить его хоть на какую-то завалящую работенку «по блату», не было друзей, которые бы свистнули, где появилось хорошее местечко! Он остро завидовал сверстникам, которых родители быстренько пристроили в вузы, на престижные места на предприятиях. А его – при его-то росте и физических данных - даже в армию не брали! Весь мир, все окружающие его люди были против него...
Каждый день - маленькая война. Каждый день доказывать – уже не им, а самому себе, что ты нужен, что ты можешь, что ты справишься и без них. Куда идти работать? Как прокормить себя и мать, которая совсем спилась, опустилась, и от бесконечных пьянок была похожа сейчас на грязную, сморщенную обезьяну? ОН все хотел спросить ее: ну где же все эти твои «дяди»? почему никого из них нет с тобой? Мать больше не смеялась глупым блядским смехом, ее глаза давно уже не загорались тем масляным блеском, который тогда, у него, еще мальчишки, вызывал и восхищение, и отвращение... Не было у матери больше ярко накрашенных губ – никакой красоты не осталось у нее, чтобы подчеркнуть ее всей своей кричаще-яркой косметикой.
Все чаще эта ...уже не женщина, почти существо - плакала о своей жизни. То просила прощения у него, а то сыпала пъяными упреками, что он – плохой сын и должен лучше заботиться о матери, которая дала ему жизнь... Первое время от этих истерик он просто сходил с ума. Ему хотелось одним ударом заткнуть эту кричащую обезъяну, заткнуть ей рот, ИЗБАВИТЬСЯ от нее... Но он НЕ МОГ... Это ведь была ЕГО мама... Ради которой он тогда бесстрашно всадил шило в бедро этого «плохого дяди»... А может, просто от того, что это единственное, что у него было…
Вскорости он привык к материным пьяным истерикам... И научился снимать напряжение. Когда от злости все краснело перед глазами, и он снова чувствовал, что еще минута – и он убъет ее, - он выходил из дома и...
Каждый раз напряжение он сбрасывал по-разному. Бывало, что заходил в ближайший к дому скверик, садился на лавочку, закрывал глаза и дышал, с каждым выдохом стараясь выгнать из себя дикую агрессию, которая требовала выхода совсем другого, чем это дыхание. Иногда, если подворачивалась возможность, он избивал кого-нибудь, а иногда пешком шел в другой район города...
Район он специально выбрал самый захолустный. Здесь были бараки, выстроенные для семей рабочих, старые «хрущи», много темных запущенных двориков. В этом районе девушки были попроще, чем у него в школе, и без запросов, а с местной гопотой можно было биться целыми сутками, сбрасывая на них желание ударить. Покалечить. Убить.
А еще тут не было соседей-сплетников, шепота за спиной, нарочитого молчания. Было и еще одно преимущество. Здешние простоватые девушки с восхищением смотрели на его крупную фигуру. Ими он пользовался, как лучшим антистрессом. Да, у него не было друзей, которые бы научили его обращаться с женщинами. Он действовал по наитию, да еще прочитав какую-то дурацкую советскую, затрепанную книжку про секс, которую нашел у матери в тумбочке. Он быстро научился обращаться с женскими телами, лишил девственности чуть ли не половину барачного района, и в общем, все было ничего.
Иногда, для того, чтобы успокоиться, ему требовалось больше, чем просто секс. Он искал НАСТОЯЩЕЕ. Когда он видел тупое, похотливое выражение лиц этих простеньких девок, с готовностью стонущих под ним, он не мог удовлетвориться до конца. Ни одна из них, какой бы ни был размер ее груди, как бы страстно она не обхватывала его ногами, не была похожа на ту девочку, его соседку, которую он видел в том подвале...
Тело той было худеньким, не обладало особыми формами, но она вся тогда словно светилась. Даже в той грязи, на засаленном старом диване, с раскинутыми ногами и щелкой, которая принимала троих мужиков, она оставалась какой-то...чистой. НАСТОЯЩЕЙ. Не то, что эти похотливые животные. В них он начинал будто снова видеть...свою мать. Она-то была такая же, как они: животное, готовое ради очередного члена забыть о собственном ребенке. Когда он представлял на месте девок свою мать, его руки буквально впивались в их тело, он грубо мял груди, он оставлял синяки на бедрах, он долбил их во все отверстия с такой силой, на которую только был способен. ОН брал их за волосы и одевал головой на член, заставляя задыхаться. Он без всякой подготовки до упора врывался членом в задницу, не обращая внимания на слезы, протесты и крики. Он словно спрашивал их всех: Ну что? Хватит? Теперь-то вам хватит?! Теперь-то вы забудете о своей грязной похоти?!!!
Но ни одна из этих его девушек ни разу не высказала ему никакой претензии. Более того, о нем буквально ходили легенды. Ему казалось, чем грубее он обращается с их телами, тем больше им это нравится! Они стонут и плачут, а потом оказывается, что сами этого хотели! Они все – просто шлюхи, думал он. Только такого обращения они и достойны.
Ему нравилось смотреть, как они задыхаются, когда он загоняет в их рот член. Как ему хотелось задержать его там подольше! Увидеть, как голая девушка дергается, стонет, начинает умирать. Как дергалась и умирала бы его мать.
Несколько раз в том барачном районе пропадали студентки ближайшего ПТУ. Не нашли ни их, ни убийцу. Кому бы пришло в голову, что пропасть они могли по вине «первого парня на деревне», главного секс-символа барачного района. ОН гулял с женщинами открыто, на виду у всех, как и дрался.
Он вспомнил начало. После очередной истерики матери он идет по лесу недалеко от танцплощадки. Поздно, танцы уже закончились и только кое-где сидят пьяные компании. Проходя мимо одной из них, он услышал смешки в свой адрес. Темная, черная волна накатила на него. Как в тот раз, когда он выкалывал глаз своему обидчику. Ведь тогда он очень хорошо понимал, что уродует его навсегда. В этом состоянии он смотрел на себя как бы со стороны. Тело действовало само, а он подсказывал ему, как и что надо делать с наибольшей эффективностью. В какой-то дешевой фантастической книжке без начала и конца он прочел название «боевой транс». Да, пожалуй, это термин точно определял сейчас его состояние. Он подошел к сидевшим на бревне парням и девушкам. Так, трое парней. Две девки не в счет. Один здоровый, наверное, заводила. Остальные при нем. Он встал перед ними…
Если бы не алкоголь, парни почувствовали бы, что перед ними совсем не то приключение, которого они хотели. НО… Здоровяк неторопливо встал и, поигрывая мышцами, толкнул его в грудь. Дальше калейдоскоп… Вот он бьет обидчика ногой в пах… поднимает его голову за волосы и бьет пальцами в глаза… На него наваливается кто-то сзади, но он сбрасывает его с себя на землю, хватает за волосы и со всего размаха бьет головой о стоящий бетонный столб освещения. С неприятным хрустом человек падает… Одна из девок начинает визжать… Какой раздражающий звук… Он вообще не любит громких звуков… Взмах руки и звук переходит в тихий вой с бульканьем. Третий парень пытается убежать. Он догоняет его в два прыжка разворачивает к себе и начинает душить… Откуда столько сил? Он практически поднял несчастного над замлей. Из мутнеющих глаз вытекают липкие волны страха… да… да… он ждет их.. да…
Между ног у парня растекается некрасивое пятно… Вдруг сзади тихий женский голос «Не надо…» Как ушат воды. Он отпускает парня и резко разворачивается. Дрожащая тварь, когда-то считавшая себя «мужчиной» с хрипами пытается уползти на него на карачках. Но это его уже не волнует. Перед ним вторая девушка. Она покорно смотрит на него. Что ж, это его добыча. Оба это понимают. Девушка встает перед ним на колени и достает его напряженный член. Над ним еще в школе посмеивались за его размер. Он был… скажем так, большой. Тихий возглас «раздевайся» и неподвижный взгляд холодных бездонных глаз, в которых была Смерть, заставляют девушку сорвать с себя немудрящую одежду. С тихим взвизгом она принимает его… От нервного напряжения он очень долго не мог кончить. Вместе со струями спермы, заливающее изнутри это маленькое тельце, из него выплескивалась его чернота. Это принесло хоть временное, но облегчение…
Потом он много раз брал эту девушку. Обычно он встречал ее около дома и, ни слова не говоря, вел в подвал или в другое уединенное место. Поскольку ему не нравилась, что она одета, она мгновенно раздевалась и покорно ждала его действий. Иногда он ложился на спину и тогда она пыталась рязрядить его сама при помоши рта или щелки. А иногда он с рычанием врывался в нее… Он стал экспериментировать… То сжимая иногда ее горло, то связывая ее накрепко и пользуя ее. Она превратилась в безмолвный сосуд для его спермы.
Закончилось это, когда однажды он сидел в злополучном лесопарке. Он увидел ее и, как обычно, утащил в лес. Никто не видел их и не знал, что они встретились. Просто он слишком сильно сжал ее горло и его игрушка… сломалась…
Наверное, он никогда не забудет ее просветленный взгляд в этот момент и неожиданно сильное сжимание уже основательно разработанного им влагалища. Когда он понял, что она мертва, он вырыл яму ножом, постоянно находившимся при нем, и закопал ее. После ее исчезновения ее семья уехала в другой город, но джин был уже выпущен из бутылки.
Но даже эта его тайна не могла остудить главное желание - найти СВОЮ девочку. Не такую, как все они. А похожую на ту соседку... С ней бы все было по-особому. Ей бы он дал гораздо больше, чем этим блядям, которые хотят его даже когда он собирается их убить. В точности, как мамаша, терпевшая удары того дяди.
Он искал свою девочку, заглядывал в лица прохожих девчонок на улице и в транспорте, подолгу смотрел в горящие вечерние окна, гулял по людным местам. Но никак не мог найти...
Но мечты мечтами, а за это время он смог-таки устроиться на неплохую работу. В том самом барачном районе знакомые ему предлагали работу грузчика, чернорабочего или даже продавца травы. После долгих поисков он сдался. Решил, что ткнет пальцем в небо – а точнее, в любую строчку газеты объявлений. Попалась вакансия курьера в компьютерной фирме. Взяли его почему-то сразу, не обратив особого внимания на аттестат. Первый год на своих двоих возил документы. Закончил курсы по вождению, и тогда его сделали экспедитором. На казенной машине разъезжал по конторам и передавал технику. Завел даже приятельские отношения с двумя программерами их конторы. Вечерами он заходил к ним перекинуться парой слов... потом порезаться в игрушки...потом ночами стал зависать за компом вместе с ними. За два года превратился в достойного программера их конторы. Через три стал получать неплохую зарплату. В это время умерла его мать...
С ее уходом стало еще хуже. Он так и не смог наказать ее. И пожалеть ее непутевую жизнь тоже не смог. Что-то, что должно было, наконец, свалиться с шеи опостылевшим камнем, никак не отпускало его после смерти матери... Он все реже теперь ходил в трущобы, боясь сам себя. Глядя, как очередная размалеванная девка задыхается и хрипит в его руках, он все сильнее чувствовал потребность найти СВОЮ женщину... Не такую, как его мать, как все они. Со светящимся телом, как у давней соседки... Такую же открытую и недоступную одновременно...
И он ее нашел. Она работала с ним в одном здании. И как он не видел ее раньше? У нее была легкая, точеная фигурка. Когда она стучала своими каблучками по коридорам, казалось, она не идет, а немного парит в воздухе. При каждом шаге чуть колыхались ее волосы, блестящие, почти всегда распущенные, глубокого каштанового цвета. А глаза у нее, в контрасте с волосами, были светлыми. Прозрачно-голубого цвета. И смотрели пронзительно и рассеянно одновременно. Непонятно – то ли насквозь видит, то ли куда-то вдаль смотрит...
С утра она бывала часто не накрашена. Это возбуждало его до предела. Она такая выглядела как-то интимно... Когда среди пиджаков, блузок, ярких помад и бумажных гор вдруг попадалось ее лицо, слегка детское без макияжа, словно незащищенное, ему дико хотелось взять ее всю, закрыть собой от окружающего мира, любить ее до изнеможения... Она нравилась ему и вечером, уже всегда накрашенной и с прической, когда она неспешно возвращалась домой на своих тоненьких каблучках. Ему нравилась строгость ее одежды и высокие тонкие каблуки. Не то что платформы тех шлюх... Он успел узнать о ней все. Работа в рекламном агентстве, походы в кабаки и кафе по пятницам с коллегами, субботние поездки к маме... 28 лет. Ни мужа, ни любовника нет. Небольшая квартира рядом с офисом. Вот и вся ее жизнь. Такая же – вроде как у всех, вроде есть чем заняться, а на самом деле... ему казалось, что в ней есть такая же незаполненная пустота, как и у него. Что-то, что она никак не может найти.
И он решил взять ее. Он возьмет ее, аккуратно, совсем не так, как тех шлюх в бараках. Наверное, не стоит тратить время на разговоры. И ухаживать он тоже не мог. Не умел и не хотел и...боялся. Он просто возьмет ее, сразу и всю. А она потом все поймет. Потом от них уйдет пустота...
Так у него появилась цель. Бывало, он часами сидел на самой темной и дальней скамейке во дворе ее дома, пока не гас свет в ее окнах. А однажды он зашел на чердак соседнего дома и увидел, что через чердачное окно видно ее окна. На следующий же день он купил подзорную трубу и устроил себе на этом чердаке пункт наблюдения. Он аккуратно расчистил голубиный помет и даже принес старый диван, выброшенный кем-то из жильцов дома на лестничную площадку во время ремонта. Чтобы никто не обнаружил его, он купил спецодежду, такую же, как у работников ДЭЗа, и врезал замок в дверь чердака. Ведь что может быть незаметнее работника ДЭЗа?
Теперь он знал о ней все. Он знал, что она ест на ужин, знал, что ей нравится ходить по дому голой. Его безумно возбуждала родинка под ее правой грудью… Как-то она подошла к окну и ему показалось, что она видит его. Тогда он в панике спрятал трубу и неделю не появлялся в своем укрытии. Каждый раз, когда он подсматривал за ней, у него возникала немыслимая эрекция. Иногда он дрочил прямо на чердаке, а иногда он шел к шлюхам из рабочего района. Тогда он мстил им, что они не она и брал их с особой жесткостью… Однажды, наблюдая за ней, он увидел, что она достала резиновый член.
Она подержала его в руках, словно согревая ладонями, и зачем-то поднесла близко к лицу, словно рассматривая его выполненную «под натуральную» поверхность… Искусственный член был чуть больше средних реальных размеров. Но все же меньше, чем его, живое и настоящее достоинство – былой объект школьных насмешек и предмет неуемного женского восхищения теперь...
Она быстро легла на кровать, не раздеваясь, просто раздвинув ноги и задрав вверх строгую рабочую юбку... юбка сразу смялась, показались резинки светлых чулок... В этом не было никакой показной сексуальности. Она делала это только для себя, и была сейчас такой, как есть, настоящей... Это возбуждало его несравнимо больше, чем пафосные охи-вздохи «красоток» их рабочего района...Секунды очень долго тянулись. Он как-то болезненно, жадно ждал и ждал, когда же наконец она вставит в себя эту игрушку, и дико хотел, чтобы сейчас на месте этого резинового фаллоса был ЕГО член...
Но она сначала просто крепко прижала эту игрушку к своим губкам, к клитору...Закрыла глаза, дышала глубоко и что-то говорила и шептала сама себе... Она не трогала свою грудь, не ласкала себя как-то еще. Вся она сейчас сосредоточилась в одной точке, между губок, где этот резиновый фаллос вибрировал на ее клиторе и доставлял удовольствие, пусть не такое, как может доставить мужчина, но все же очень чувственное... Она вдруг задышала еще глубже, перестала шептать и открыла рот то ли в глубоком вдохе, то ли в стоне...
Он отдал бы все, чтобы не только видеть, но и слышать сейчас голос этой женщины... Он буквально чувствовал всю энергию, которая разлилась по ее телу, когда она кончала. Член давно стоял, но он не чувствовал даже своей ладони, которая гоняла сейчас его вверх-вниз. Он весь был там, в ее комнате, рядом с ней, и смотрел на ее смятую юбку, оголенные ноги, и щелку, которая стала влажной, ярко-розовой, ненасытной. Она перестала прижимать игрушку к клитору и медленно ввела ее в дырочку, то аккуратно двигая игрушкой внутри, то делая очень резкие, глубокие движения, то совсем останавливаясь, ощущая только вибрацию фаллоса. Она опять зашептала что-то, одновременно глотая воздух ртом. Если бы он мог слышать, что она говорила сейчас сама себе... Она обращалась к себе так, как хотела бы, чтобы обращался к ней ее мужчина. Она называла себя, свою щелку, свое тело то ласково, то очень грубо. Она сама себя спрашивала: нравится ли ей это? И сама себе отвечала – ДА... Так продолжалось достаточно долго...Она не спешила кончать, а просто наслаждалась процессом, не торопясь, словно тонула в каждом своем движении. Она еще шире развела ноги, затем вообще подняла их вверх, продолжая двигать в себе игрушкой...
Он смотрел на нее и гадал: почему она лежит так? Представляет ли себе, как обхватывает ногами мужчину? Или хочет просто показывать ему себя ТАК, совершенно всю, бесстыдно-откровенно? Он все не мог кончить...Словно ждал, пока это сделает ОНА... И ощущал свой член этой самой игрушкой, которая сейчас двигалась внутри нее, нагреваясь от ее горячего тела... Она вдруг стала кончать. Ее ноги приподнялись еще выше, голова запрокинулась, и губы ее сложились так, что он почти услышал ее стон...
Его член в это время пульсировал в сильнейшем оргазме. Сперма лилась прямо на штатив подзорной трубы, а ему казалось, он кончает в нее, в ее горячее тело... Он на секунду прикрыл глаза, чтобы почувствовать ее еще ближе...
Когда он открыл их, то увидел, что девушка рассматривает себя в зеркало... она стояла у зеркала, не опуская юбки... затем провела ладонью по лицу... затем – по влажным губкам... А потом села на кровать перед зеркалом так, чтобы полностью видеть свою раскрытую щелку. Она сейчас была спиной к окну, а в зеркало было плохо видно ее тело... Его насквозь начала захватывать злая досада от того, что он не видел, как она гладит себя рукой и смотрит на себя... Она снова схватила игрушку и ввела ее в себя, уже глядя на свое отражение... Потом осторожно попробовала сесть на вибратор попкой... Это он уже прекрасно видел... Однако продолжать она не стала, быстро соскочив с игрушки, видно, поняв, что делать ей это больновато.
Ему дико захотелось продолжить за нее, окончить то, чего она сейчас испугалась. Руки сейчас дрожали, ему было жарко, член опять стоял, и стоял дико, словно не кончал только что, несколько минут назад...
Она не могла остановить себя... тело просило еще и еще. Ее буквально затрясло, когда она безуспешно попробовала ввести этот член себе в попку... Ей хотелось гораздо БОЛЬШЕ, а она НИЧЕГО не могла сделать!!!!! Ей в голову пришли совсем безумные мысли. Ей хотелось представить, как ее берут по ПОЛНОЙ Программе. Как ее тело принимает Максимум того, что может принять. Ей хотелось чувствовать в своей дырочке еще БОЛЬШЕ... За неимением мужчины, который мог бы это сделать сейчас, всей своей рукой, сжатой в кулак, или какой-нибудь неимоверно большой игрушкой, она заметалась по комнате. Его мог заменить этот искусственный член и... еще один член. Или еще игрушка. Так, чтобы они Обе оказались в ее щелке... Но второй не было... Она искала глазами то, что могло бы заменить ее... Встала с кровати, бросилась к флакону с духами фаллической формы, схватила его...и поставила обратно... Схватила тоненькую вытянутую вазочку и тут же вернула на свое место... Сейчас она могла воспользоваться чем угодно. Любая вещь более-менее подходящей формы могла бы оказаться в ней вместе с этим резиновым членом, и она бы не испугалась это сделать.
Но... все же это было не то. После очередного оргазма она бы почувствовала себя еще более несчастной, чем есть сейчас... Она в изнеможении откинулась на подушки и замерла, раскинув руки и ноги...
Он смотрел на всю эту сцену, забыв о себе... Он забыл даже о давно стоящем члене. Он ПОНИМАЛ ее. Знал ее чувства. Хотел ее. Хотел утолить ее голод. Хотел заполнить ее пустоту... Он увидел, как сходит она с ума в своем голодном одиночестве и понял, почему у нее никого не было. Она была такой же, как он. И нуждалась только в НЕМ.
И тогда он решился…
Он ждал ее на лестнице...
Она стала уходить, а он все не решался... Член снова стоял, как тогда, в подвале... а потом она побежала. Он не успел, а может и не стал догонять ее.
Уже когда она бежала по улице, он стал следовать за ней. Да, она чувствовала его взгляд спиной, а он чувствовал ее панику. Уже частично подзабытые волны ее страха питали его как старого наркомана… Его сознание раздвоилось… С одной стороны, это была добыча. Его ДОБЫЧА. И он имел на нее право. С другой стороны, она была ДРУГАЯ. В ней было то, что могло заглушить, наконец, его безумный голод…
Он почувствовал себя хищником. Сильным, жестоким. Все чувства обострились до предела… Он чувствовал ее ЗАПАХ… Запах ее страха. Когда он увидел, что она села в такси, то чуть не завыл в голос. Но он не собирался так просто отпускать свою жертву. Нет. В свое время, когда он работал экспедитором, он оставил у себя ключи от казенной машины. Зачем? Да не понятно. Оставил – и все. Сказал, что потерял их, и за свой счет сделал дубликаты. С тех пор он постоянно носил их с собой в кармане. Да, наверное, сейчас именно на этот случай. Он пулей метнулся на служебную стоянку перед офисом. Сказать, что ему повезло – не сказать ничего. Именно в эту ночь в здании проводили работы по замене устаревшей силовой электрической установки и система видеонаблюдения была отключена, а автоматический шлагбаум был зафиксирован в открытом состоянии. Именно в эту смену дежурили два ветерана войск МВД, отнюдь не брезгующих алкоголем и посему не очень внимательно следящих за вверенной им территорией.
Он пробрался на стоянку и тихо, без огней, вывел машину. Куда теперь? Он быстро подавил начавшуюся внутри панику и успокоился. Так… Что он о ней узнал за два месяца наблюдений? Куда она может податься в таком состоянии? К родителям? Нет… Не поедет… Она же ничего не сможет им объяснить. Да и помочь они ей не смогут. Будут только переживать. Молодого человека у нее нет. Это легче. Он вспомнил, что 2 недели назад к Ней приходила подруга. Какой же он молодец, что проследил, где она живет. Скорее всего к ней…
Он рванул на Кольцовскую. Хотя он гнал, но отдавал себе отчет, что, скорее всего, злополучное такси уехало. Поскольку время позднее, он решил, что определит, приехала она или нет, по наличию горящих окон в подъезде. Когда он подъехал, все окна в доме были темными… Он встал внизу, выключил освещение у машины и стал думать… Вдруг почуял острое беспокойство. Что-то с Ней происходит. Что-то не так… Почему ему на ум пришла та же статейка из местной газеты? Но он молча развернул машину и на предельной скорости рванул к тому же злополучному шоссе …
Водила увидел, как тоненькая струйка крови бежит, спускается со лба по лицу девушки... красная, по белой коже... Он осмотрел рану поближе. Ничего страшного не было. Ранка была неглубокой, и очень... красивой. Водилу возбудил вид крови. Он почувствовал себя очень отчаянным пацаном. Как в молодости, в армии, когда удачно прыгнул с парашютом. Он был сейчас победителем, уже зашел очень далеко, и хотел получить награду.
Он смотрел на струйку крови, стекающую с ее лба, и чувствовал эту девушку своей, добытой дичью.
Он быстро перевел ее сиденье в лежачее положение. Не стал возиться с одеждой. Некрасиво задрал на ней кофту и спустил лифчик, так чтобы оголить груди. Член стоял просто колом.
Достал из бардачка небольшой нож и разодрал им ее колготки так, чтобы был доступ к щелке. Разрезая прозрачную лайкру, он почти бессвязно бормотал себе под нос, словно разговаривая с отключившейся.. «ну-ка давай сюда свою пизду... вот молодец девочка. А то «отвези, отвези меня обратно»...видишь, как сейчас хорошо». Одним движением он перелег на нее и вогнал в нее член. Она дико дернулась, мгновенно закричала, стала всеми способами отталкивать его, царапать и выворачиваться...
Но член оставался в ней. ЕЕ щелка показалась ему сухой и очень узкой. Мужика давно не было – с каким-то удовлетворением отметил он. Он ударил ее по лицу, еще ударил. Но она словно не почувствовала, продолжая громко кричать прямо перед его лицом, от ее крика закладывало уши, это дико бесило его.
Он схватил маленький ножичек и легко полоснул прямо по кофточке, где-то рядом с ключицей. Ее крик перешел буквально в визг, но тело перестало сопротивляться его движениям.
Во время своих поллюций он как в бреду бормотал, то ли ей, то ли убеждая самого себя: «Маньяк, говоришь, за тобой гнался? А тут не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Маньяков много... кто разбираться станет - он это был или я... Может, твой-то преследователь тебя тоже потом навестит... А в ментовке разве станут разбираться, кто тебя трахал?»
Периодически он пугливо озирался, не едет ли кто, не загорятся ли на дороге чьи-нибудь фары…
Она не помнила, сколько времени он уже пользовался ее телом. Ощущения были странные, словно не ее. СОБОЙ она себя чувствовала лишь до того, как он полоснул по ней ножом, наверное, не сильно, но очень больно, и кофточка пропиталась кровью, и кровь горячо падала на грудь. Ей стало вдруг все равно, что ею пользуются сейчас, как вещью, что нечто чужое, животное, врывается в ЕЕ собственное тело. Поддавшись этим действиям, она словно ощущала и видела себя со стороны. В голове была полная пустота, крутилась лишь одна дурацкая, нелепая мысль: ногу больно натирали разрезанные колготки, и кровь, стекая со лба, мешала левому глазу видеть...
Все остальное, все свое измятое, излапанное тело она чувствовала словно не своим. Она чувствовала это тело очень грязным, буквально извалявшимся в грязи, а влагалище, где продолжал биться член – совершенно отдельной частью тела, большой, неприятно-горячей, истертой дырой для чужих грязных членов. Здесь и сейчас была она САМА – и совсем отдельно было ее грязное тело. И ей было теперь все равно, что с ним будет. Она даже хотела как-то... покинуть его.
Он перевернул ее лицом вниз, место пореза чуть выше груди уперлось в ребро сидения. Она попыталась изменить положение, но его руки сзади только выше подняли ее бедра. Член вошел теперь в ее попку, и было непонятно, где больнее – там, где он трахает ее глубоко, почти разрывая маленький вход огромным членом, или там, где царапина от ножа терлась о сидение... Ей было все равно, где больнее. Она лежала, абсолютно не сопротивляясь, тело словно обмякло, она не закрывала глаз, но не видела при этом ничего вокруг себя. Как он кончал в нее сильными толчками, она словно не помнила и не чувствовала. Ее тело было не ее. Саднящий, растянутый анус и вытекающая из него сперма - не ее... Это все было отдельно. Она отключилась.
Мистер «Шаги за сценой» . Он тихо ехал по шоссе, ведущему из города. Огни выключены, двигатель на малых оборотах, что бы не ревел, глаза пронзают темень… Впереди, за поворотом он увидел темный силуэт чьей-то машины. Странно, до ближайшего населенного пункта достаточно далеко… Машина ночью на обочине… странно. Он остановился метрах в 100 от злополучной машины, достал из-под переднего сидения монтировку и, стараясь не шуметь, побежал к ней…
То, что он там увидел, сначала повергло его в ступор. Там была ОНА. Он скорее не увидел, а почувствовал это. Невозможно было ее узнать в скрюченном на переднем сидении теле. Какой-то мужик, совершающий поступательные движения тазом… То, что произошло дальше, он помнит обрывками… Открытая дверь и безумный взгляд мужика с членом, из которого продолжает вытекать сперма, белая попа с развороченной дырой ануса, уходящая вниз бритая щелка… Крик мужика, когда он получил удар монтировкой по голове, кровавая маска с осколками костей, в которую превратилось лицо мужика, мягкое проминание его яиц, когда он давил их каблуком об асфальт…
Он с отвращением отбросил окровавленную монтировку, переступил через труп и нагнулся к машине. Дежавю... Тот же адреналин, то же светящееся в темноте тело с вытекающей из него спермой… Он аккуратно достал ее из машины и прижал к себе… До чего же она легкая… до чего же маленькая…
Прижимая ее к себе и неся к своей машине, он, как в бреду, шептал: Ничего… все кончилось, его больше нет… не бойся… Из него выходила вся его чернота… Он увидел, что она пришла в себя и пытается сфокусировать на нем свой взгляд… Поняв, что перед ней не насильник, она зашептала:
- Я… Меня...
- Я все знаю. Все кончилось. Его больше нет…
Она благодарно прикрыла глаза и вновь отключилась.
Он аккуратно расстелил свою куртку на переднем сидении, положил ее в свою машину и огромными скачками вернулся к тому, что еще недавно было водилой. Он запихнул его труп в машину. Нашел монтировку и воткнул ее в изуродованное лицо. Почему-то при этом на ум пришла ассоциация в пригвождением вампира. Затем, найдя в багажнике канистру бензина, облил машину и труп, бросил канистру с остатками бензина в салон и поджог. И долго смотрел, как черные клубы дыма уносятся вверх вместе с его черным прошлым…
Из раздела «Милицейская сводка» местной газеты: «Сегодня утром на 10 км N -ского шоссе обнаружено сгоревшее частное такси с обезображенным трупом мужчины, убитым с особой жестокостью. Ведется следствие. Милиция считает, что это бандитские разборки противоборствующих в городе криминальных группировок».
Пререйти к списку историй
